Глава пятьдесят вторая. История успеха и эффективные мэнеджеры в нашей литературе

Сегодня, 1-го июня 2016-го года, как раз когда я пишу эти строки, мне стали известны слова премьер-министра России – Дмитрия Анатольевича Медведева, которые он произнёс вчера, 31-го мая, на встрече с бизнесменами (с бизнес-сообществом – так сказано!).

В кратком пересказе слова Медведева таковы:

 

Простые российские граждане должны изменить своё отношение к бизнесменам.

Предприниматели должны стать самыми уважаемыми людьми в Российской Федерации. Если они станут таковыми, то это позволит изменить восприятие нашей страны при взгляде на неё из-за рубежа. (Ибо для нас ужасно важно то, что о нас подумают на Западе – это уже мой домысел.)

И далее: точная цитата слов Медведева:

«Иными словами, нам важны истории успеха, которые всегда, ежедневно демонстрирует бизнес».

 

И какое это всё отношение имеет к русской поэзии и к русской же прозе?

Поясню.

Русский национальный менталитет тем-то и отличается от западного, что у нас, в православной традиции, считается, что самое главное – это духовное начало, а вовсе не материальное. И в почёте у нас всегда были не толстосумы и богатеи, а люди духовные.

Например, учителя школ, на которых возложена обязанность поднимать подрастающее поколение. Пока мы будем поднимать авторитет бизнесмена, но платить начинающему учителю 8 тысяч 200 рублей, которых только на хлеб и воду хватит, ничего хорошего не будет. И, между прочим, вместо истории успеха, у нас всегда в чести были жития святых, а в двадцатом веке – жизнь замечательных людей: Тургенева, например, или адмирала Макарова. А чей ещё успех нас может заинтересовать? Неужели какого-нибудь олигарха?

Такое впечатление, что Медведев только сейчас объявился в России и ещё не понял, куда он попал и на что он посягает.

Он посягает на основную национальную традицию Русского народа, посягать на которую не дано никому! Это такая же часть Русского Образа мыслей, как кириллица, как герб, как Православие.

Понимаю высказывание Медведева так:

Русские люди, откажитесь от своей национальной самобытности, откажитесь от православия и перейдите в протестантизм или иудаизм, где богатство считается самым важным достижением человека! У протестантов и иудеев принято считать: коли ты богат, то, стало быть, тебя любит Бог, а ежели ты беден – значит, не любит.

Боюсь навалить на Медведева ещё один грех, но, если мне память не изменяет, зловещий образ ЭФФЕКТИВНОГО МЭНЕДЖЕРА – это как раз то самое, что именно он попытался внедрить в общественное сознание Русского народа.

Если я ошибаюсь, то приношу Медведеву свои извинения, но, как бы там ни было, а я спрашиваю: а что такое эффективный мэнеджер?

Это гремучая смесь мерчендайзера с дауншифтингом. А если серьёзно, то это исполнитель, который идёт по головам и трупам, но добивается точного выполнения приказа свыше. А если ещё серьёзнее, то это головорез, состоящий на службе у большого бандита.

Поскольку я не задавался целью проводить политинформацию, а у меня скромная задача – поразмышлять о русской литературе двадцатого века, то я приведу всего лишь один развёрнутый пример эффективного мэнеджера в нашей литературе.

Это знаменитый при советской власти поэт Евгений Александрович Евтушенко, родившийся в 1932-м году.

Вот краткая история его эффективного мэнеджмента:

 

Начал он свою поэтическую карьеру с прославления Сталина.

Потом Хрущёв велел проклинать Сталина, и Евтушенко стал его проклинать, да так эффективно, что и самого Хрущёва переплюнул.

А Америка в это время на нас всё пёрла и пёрла. Ему велели: проклинай Америку! И он проклинал её в стихах так, как никакой другой поэт не только в Советском Союзе, а на всём Земном шаре не проклинал.

Ему было поручено выполнять весьма щекотливое задание: делать вид, что он не тупой исполнитель и не цепной пёс, а некий мыслящий интеллектуал, который находится чуть-чуть в оппозиции к существующему строю.

Ситуация управляемого скандала – это была его любимая стихия, и многие люди всерьёз верили, что он пребывает в оппозиции к проклятому коммунистическому режиму.

Всё это время советская власть его любила-обожала и на руках носила и дорого-предорого оценивала его специфические услуги: он жил в самых шикарных московских квартирах, очень хорошо ел и пил. А как он одевался, так это отдельная история: такое впечатление, что дорогие костюмы он менял не сотнями, а тысячами. Редко, когда эти костюмы были строгими, обычно они были аляповатыми – с яркими узорами и пёстрыми цветочками и изобличали не просто деревенское происхождение их обладателя, а убожество вкуса.

За счёт советской власти, он ездил по всей планете, и единственная часть света, где он, как кажется, ни разу не был, это Антарктида. Но, возможно, я ошибаюсь, и он был даже и там.

В 1991-м году Советская власть рухнула, и он в этом же году перебирается на постоянное место жительства в ту самую Америку, которую он так усердно когда-то проклинал. Очень странным и таинственным представляется тот факт, что там на него не обиделись за все его антиамериканские художества, и это притом, что Америка – полицейское государство, и там любая критика против государственных устоев подавляется жесточайшим образом.

Стало быть, его приняли, и теперь он там и живёт без зазрения совести. Но время от времени, по заданию новых хозяев, приезжает из Америки в Россию и учит нас жить.

 

В декабре 2014-го года с ним случилась неприятность. Он в очередной раз приехал в нашу страну со своими поучениями. На этот раз у него было задание посетить город Ростов-на-Дону, который в это время был взбудоражен кровавыми событиями на соседней Украине: где-то на расстоянии чуть более ста километров от Ростова шла война, и укрофашисты зверски убивали русских детей, да и взрослых тоже – невзирая на пол и возраст. Евтушенко же прибыл в Ростов с миссией поговорить о холокосте… А поскольку он был эффективным мэнеджером и приказы выполнял – не задумываясь, то он даже и не усомнился в моральной стороне дела.

Ну, и тут терпение у Боженьки лопнуло, и он сотворил так, что Евтушенко получил травму, опасную для жизни: когда он спал в гостинице, он упал с кровати и сильно ушибся головою. Якобы так было, хотя – кто знает. Человеку, который всю жизнь только и делал, что врал и изворачивался, верить невозможно. Но, как бы там ни было, а жизнь его оказалась в смертельной опасности (в это охотно верю!), и российское правительство за счёт российского налогоплательщика выслало за этим американским агентом специальный самолёт и увезло его на лечение в Москву. Там агента подлечили, и теперь наш Евтушенко снова в любимой Америке, откуда снова подаёт нам советы, как нам жить и как не жить.

 

Вся история русской советской литературы сплошь состоит из таких эффективных мэнеджеров, как Евтушенко. Потрясает воображение то, что он оказался самым удачливым и самым непотопляемым из всех, какие только были. В самом деле:

 

Эффективный мэнеджер Максим Горький плохо кончил: погиб при таинственных обстоятельствах.

У эффективного мэнеджера Маяковского взыграла совесть, и он застрелился.

Эффективный мэнеджер Демьян Бедный жил в Кремле, но потом обнаглел, зажрался и попал в немилость.

Эффективный мэнеджер Авдеенко – знаменитый и весьма успешный при Сталине писатель – тоже угодил в опалу и едва остался жив.

Эффективный мэнеджер Фадеев ужаснулся своей прежней жизни и застрелился.

Эффективный мэнеджер Твардовский вступил в конфликт с советскою властью и испортил себе жизнь.

Эффективный мэнеджер Шолохов – редко когда выходил из запоев. И, видимо, что-то сильно терзало его.

Эффективный мэнеджер Роберт Рождественский просто очень хорошо пожил и умер лет на двадцать раньше срока – всего лишь в шестьдесят два года.

 

И только с эффективного мэнеджера Евгения Евтушенки всё сошло как с гуся вода – не попадал в опалу, не стрелялся, не уходил в запой, не голодал, не испытывал угрызений совести. Просто жил человек в своё удовольствие и всё. И по сей день живёт – вот уже на двадцать два года пережил Роберта Рождественского.

 

Удивительное дело: я на этого Евтушенку не злюсь совсем. Я не могу сказать, что я его ненавижу и даже презираю. Но мне его и не жалко. О нём говорить можно только со смехом. У меня раньше была его книга «Война – это антикультура». Я её потом то ли потерял, то ли выбросил, поэтому воспроизведу по памяти один эпизод из этой книги. У меня это получится с юмором, но рассказывать об этом, не вздрагивая от смеха, очень трудно.

Евгений Евтушенко и Федерико Феллини встречаются где-то в Италии.

Федерико Феллини спрашивает:

– А ты помнишь, Евгений, ту нашу прошлую встречу, столько-то лет назад?

– Помню, помню, – отвечает Евтушенко.

Федерико Феллини продолжает:

– Это была прекрасная встреча! Незабываемая для меня. Мы тогда купались в море, и мне навсегда запомнилось, как ты выходил из моря: это было ночью, при свете луны… Выходя из воды, ты был великолепен – как античный бог! Я понимаю, что твоя скромность не позволит тебе описать вот эти мои слова в твоей будущей книге. Но запомни: я не разрешу тебе рассказывать о твоей встрече со мною, если ты не опишешь вот этот самый эпизод: ты выходил из моря – как бог! Вот так прямо и напиши: как бог! Слышишь: как бог!

И Евтушенко подчиняется жестокому требованию Федерико Феллини и, разводя руками – я бы и рад, но ничего не могу поделать! – рассказывает о том, как он выходил из моря и был при этом красив – что твой античный бог.

Безудержное самовосхваление Евтушенки, которое проходит сквозь всё его творчество, не знает аналогов в русской литературе. Какое-то время оно смешит, потом утомляет, а потом откладываешь в сторону его книги и говоришь:

– Да пошёл он ко всем чертям! Сколько можно! У человека нет никакого чувства меры, и этому человеку никто, видимо, не говорил: опомнись, что ты делаешь!

 

Евгений Евтушенко – это, конечно, случай из ряда вон выходящий. Он вобрал в себя все самые худшие качества советского литературного приспособленца, поэтому он теперь и олицетворяет эту особую разновидность людей, и теперь отдувается за всех. Он стал символом той эпохи – эпохи литературных приспособленцев, и за одно только это ему можно было бы поставить памятник. Я бы поставил – будь на то моя воля.

Из всей этой братии мне жалко лишь одного человека: Фадеева. Ещё только он родился на свет и мама держала его на руках, а это уже был талантливый русский писатель. Он им просто родился! Но – настоящим большим писателем так и не стал. Всё ушло в приспособленчество. Вот кого жалко, так это его. Единственного из всех перечисленных выше эффективных мэнеджеров.

 

И у меня вопрос лишь один: зачем и ради какой необходимости российский школьник должен изучать по курсу русской литературы 20-го века литературное наследие вот таких евтушенок?

Моё мнение: всех этих эффективных мэнеджеров от литературы нужно вычеркнуть из списков художников слова, подлежащих изучению. Их произведения не надо запрещать! Кто хочет, пусть читает их частным образом, но в школьной программе им делать нечего!

 

 

Глава пятьдесят третья. Нужны новые списки изучаемой литературы!

Нужны-то нужны, да только кто будет составлять их?

Американские агенты?

Или воздыхатели о прекрасном советском прошлом?

Коротко обрисую проблему. Она состоит из пяти пунктов, и с этими пунктами никто не будет спорить. Вот они:

 

1) Русская литература 19-го века и начала 20-го – вплоть до 1917-го года; она почти полностью укладывается в этот самый срок. Самое ценное писалось именно тогда.

2) Литература века 20-го – это всё плохо, слабо и спорно. Талантливые писатели в двадцатом веке были, но ни единый из них не достиг уровня Пушкина и Лермонтова, Достоевского и Тургенева, Толстого и Чехова. Это же самое касается и писателей русского зарубежья, а также писателей-диссидентов.

3) Литература, которая была до 19-го века. Век 18-й опять же не подарил ничего особенно выдающегося и сопоставимого с шедеврами 19-го века. Но были ещё разрозненные произведения из предыдущих веков – как правило, неведомо кем написанные, тем не менее, весьма талантливые, но таковых очень мало и, чем древнее рассматриваемый текст, тем труднее его восприятие для детей.

4) Есть такое понятие, как зарубежная литература. Это самый спорный раздел из всех, потому что непонятно, какие произведения и каких писателей включать в этот список, а какие – не включать. Если верны мои сведения, то в школах Великобритании дети не изучают ни единого русского произведения литературы. А в наших школьных программах английских произведений – шесть.

5) Последний раздел: это внеклассное чтение. Бывают дети (и я таким был), которые именно в рамках внеклассного чтения прочитывают столько книг, что по сравнению с их количеством, всё расписанное учёными мужами в первых четырёх пунктах – это просто капля в море. Думаю, что таких детей сейчас стало намного меньше, чем было прежде, но они есть и будут.

Любые ошибки, допущенные официальными составителями первых четырёх списков, могут быть исправлены по инициативе начитанных родителей или самого ребёнка.

 

И теперь я хочу высказаться по каждому из этих пунктов, но предупреждаю, что главы получатся очень уж разного размера. Кое-что ясно и без меня, а бубнить общеизвестные истины как-то не хочется.

 

 

Глава пятьдесят четвёртая. Золотой век русской литературы

Список изучаемых в школе произведений золотого века русской литературы составлен в основном хорошо, я почти со всем согласен, и мои замечания по этому списку будут относительно небольшими. Хотя и въедливыми!

 

Хотелось бы изменить устоявшееся мнение о Салтыкове-Щедрине (1826-1889) как о русском патриоте: мол, великий, значительный русский писатель, любящий Россию, по его словам, аж до боли сердечной.

Полагаю, что он русофоб и вредитель. Простой пример: современный ребёнок читает сказку про то, как один мужик двух генералов прокормил, и получает такое представление о русских генералах: все – полные и законченные придурки. А придурками ли были русские генералы во время нашествия Наполеона? А других войн разве не было, когда наши генералы показывали, что они чего-то стоят?

Если допустить, что Салтыков-Щедрин ругал плохих генералов, а против хороших ничего не имел, то где у него тексты, в которых бы он хвалил хороших генералов?

Нет таковых!

А ведь он в «Истории одного города» высмеивал и русских царей, и крупных государственных деятелей… Но что в этом плохого? Мы же сейчас можем взять Петра Первого и за что-то поругать, а за что-то похвалить. Так может быть, и Салтыков-Щедрин не только ругал царей и государственных мужей, но и воздавал им должное? И вот о существовании таких его художественных текстов – я как раз и не знаю, но, коль скоро они будут найдены, то тогда можно детям давать для изучения и сказку про одного мужика и двух генералов, и «Историю одного города». Но только при условии чтения ещё и тех его художественных произведений, где он воздаёт должное русской государственности. Чтобы дети поняли: Салтыков-Щедрин строг, но справедлив.

Если правильно моё предположение, что таких текстов у него нет, то нужно просто вымести поганою метлою эту часть литературного наследия Салтыкова-Щедрина. Но, поскольку у каждого писателя бывают свои взлёты и падения, творческие удачи и творческие поражения, то взять что-то другое из его же наследия – по-настоящему художественное и патриотичное. Например, его же роман «Господа Головлёвы» – это вещь мрачноватая и даже способная убить веру в светлое начало, но всё же это лучше, чем вся эта его русофобская болтовня.

 

Михаил Юрьевич Лермонтов (1814-1841) – это человек, который вызывает моё безоговорочное восхищение… Но что делать со стихотворением, которое приписывается Лермонтову и которое содержит в себе такие слова:

 

Прощай, немытая Россия,

Страна рабов, страна господ,

И вы, мундиры голубые,

И ты, им преданный народ.

Быть может, за стеной Кавказа

Сокроюсь от твоих пашей,

От их всевидящего глаза,

От их всеслышащих ушей.

 

С этим стихотворением всё очень нечисто. По целому ряду признаков, оно не может принадлежать Лермонтову, но какая-то невидимая сила пытается убедить русского читателя в том, что автором стихотворения был именно Лермонтов, поэт, стоящий на той же самой ступеньке пьедестала почёта, что и Пушкин. То есть – на самой высшей.

Но позвольте! Вот целый список претензий:

1) Где автограф Лермонтова? Его нет.

2) Стихотворение всплыло на поверхность сорок шесть лет спустя после смерти поэта. Где оно лежало всё это время? Почему мы должны верить в то, что Лермонтов отложил его в сторону, доверил хранение своего текста кому-то другому, а заодно и попросил переписать текст?

3) Автор стихотворения пародирует строки Пушкина «Прощай, свободная стихия!». Не мог Лермонтов искажать слова и идеи Пушкина, потому что любил и уважал его безмерно.

4) «Прощай» – это означает, что он собирался уезжать за границу? Но мы таких фактов биографии Лермонтова не знаем.

5) Скрыться «за стеной Кавказа» – это что означает? Переехать в Закавказье, в Грузию? Но ведь тогда Россия была и там!

6) «Немытая» – это в каком смысле? Русская баня – это неотъемлемая часть русской культуры, чем отнюдь не может похвастаться Запад, где отношение к мытью собственного тела всегда было совершенно иным.

7) «Мундиры голубые» – это, стало быть, полиция. Но Лермонтов никогда не имел конфликтов с полицией. Не любить полицию у нас в России стали только под конец 19-го века, когда революционеры стали мутить воду.

8) Кто такие всевидящие и всеслышащие паши? Если это такой поэтический образ, то где его аналоги в других произведениях Лермонтова?

9) Почему стихотворение не соответствует стилю Лермонтова? Почему оно вступает в противоречие с другими его оценками России?

Стихотворение должно быть изъято из собраний сочинений Лермонтова, но для этого нужна имперская цензура, как это было в лучшие времена истории России. Из официальных органов должно прозвучать официальное осуждение этого стихотворения и официальное признание его фальшивкою. Стихотворение должно быть изъято из школьной программы, а если оно там и будет, то лишь как образец фальшивки, призванной умышленно очернить Россию и Лермонтова. Должно быть вразумительно объяснено и русским школьникам, и всему остальному Русскому народу, какие цели преследовали авторы этой фальшивки, почему это стихотворение вводилось при советской власти в собрания сочинений Лермонтова и вводится до сих пор. Всё должно быть названо своими именами.

Уже говорилось выше, что подвиг Гомера нужно поделить пополам: половину подвига признать за самим Гомером, а за вторую половину подвига возблагодарить греческий народ, который много веков подряд передавал произведения Гомера из уст в уста до тех пор, пока греки не изобрели письменности и не записали всё, что помнили.

По поводу ответственности за вброс клеветы о Лермонтове, выскажусь так: один процент ответственности я возлагаю на того мерзавца, который это всё сделал, девяносто девять процентов – на тех, кто эту брехню искусственно поддерживал при издании книг со стихами Лермонтова. Мало ли какой дурак чего не скажет, зачем же повторять эту гадость? Значит, это кому-то нравилось? Значит, это было созвучно чьим-то мыслям, домыслам, замыслам, помыслам и умыслам? А честные и умные люди, почему соглашались с этим и не возражали? Хороши же эти честные люди – нечего сказать!

Надо признать, на радость врагам России и Русского народа: вброс ложной информации был сделан вполне успешно!

 

Расскажу о двух эпизодах, связанных с этим стихотворением.

Ростов – русско-армянский город, и меня всегда поражало, как иной раз понимают русский язык и русскую литературу армянские дети. Я бы мог рассказать о многих примерах, когда армянские дети превосходили в этом отношении русских детей. Но этот случай как раз не такой.

Армянская девочка-старшеклассница (уроженка Армении, а не наша местная) давно была замечена мною в русофобии – очень скрытой, едва заметной. Училась она хорошо, а русский язык и русскую литературу как раз знала в лучших армянских традициях: превосходя в этом знании русских одноклассников! И мне это в ней было не совсем понятно. Однажды я задал учить наизусть такие-то и такие-то лермонтовские стихи и стал потом опрашивать детей этого класса. Девочка подняла руку и сказала, что хочет рассказать стихотворение Лермонтова. Я говорю: рассказывай.

Она встаёт с места и заявляет:

– Но я выучила не то, что вы задавали, а другое. Вот послушайте:

 

Прощай, немытая Россия,

Страна рабов, страна господ…

 

Я поморщился и сказал:

– Не нужно! Я этого не задавал! Садись!

Но она не садилась и продолжала гнуть своё:

– Нет, Владимир Юрьевич! Я всё-таки хочу рассказать стихотворение Лермонтова. Ведь я же учила его!

 

Прощай, немытая Россия,

Страна рабов, страна господ…

 

Я говорю:

– Не надо. Когда выучишь то, что я задал, вот тогда и ответишь. А пока садись!

Но юная армянка не унималась и сделала третью попытку:

 

Прощай, немытая Россия,

Страна рабов, страна господ…

 

Когда она сделала четвёртую попытку продекламировать это стихотворение, я уже точно знал, что она издевается и надо мною, и над Россией. До этого она говорила, что собирается после окончания школы переехать из России в Италию, где у неё живут родственники, и этот стишок, видимо, вдохновлял её на такой переезд.

С тех пор прошло много лет, и я судьбу этой девочки нечаянно отследил: она не уехала ни в какую Италию и осталась в России, где получила два высших образования, вышла замуж за армянина, честно и хорошо работает – ну и так далее. О её нынешних взглядах на Россию мне ничего неизвестно – не спрашивал, но со мною она разговаривала при встречах вполне дружелюбно. Да и я с нею.

 

Другой эпизод я смотрел в видеозаписи. Город Мариуполь, в котором утвердились украинские каратели, оттеснившие на тот момент ополченцев Донбасса. Митинг солидарности с бандеровцами и гневный протест против России и Путина. Время действия: 29 августа 2014-го года.

Выступает женщина, обладающая следующим списком поразительных характеристик:

– у неё русская национальность, и она училась в Питере;

– она педагог со стажем работы 37 лет;

– она филолог, преподающий русский язык и русскую литературу в русской школе;

– она – директор этой самой школы;

– она заявляет, что всем сердцем поддерживает украинских карателей и призывает делать им какие-то подарки, потому что они все – её дети;

– у неё мощный и авторитетный голос, а интонации – властные и не терпящие возражений…

Ну и, пожалуй, хватит. Теперь о самом важном.

Она перед всем честным народом проклинает Россию и Путина, клянётся в любви к Украине и железным голосом читает строки из стихотворения, авторство которого приписывается Лермонтову:

 

Прощай, немытая Россия,

Страна рабов, страна господ!

 

Толпа с жёлто-синими знамёнами ликует в ответ, и всем в этой толпе понятно, что вот теперь-то уж они навсегда избавились от этой проклятой России. Уж даже если и русская женщина говорит такое, да ещё и директор русской школы в Мариуполе, да ещё и читает стихи великого Лермонтова, обличающие Россию, то это означает, что Россия – это и в самом деле очень плохо.

А ведь Лермонтов не писал этого стихотворения! Его сочинил кто-то другой, а потом этот текст был внедрён во все школьные программы и все собрания сочинений, и вот теперь фашистское отродье использует эту фальшивку против России!

Мне жаль, что я не узнал фамилии этой бандеровки. А хорошо бы её уже сейчас взять на заметку! Русский город Мариуполь неизбежно будет возвращён в состав России, а позже то же самое случится и со всею Украиною. Убежать на Запад она не сможет. Убегут только самые богатые, да и то не все. И что с нею будет дальше?

А вот что:

Она будет рыдать, бить себя кулаком в грудь и говорить, что всегда была за Россию и против украинского фашизма. Она скажет, что выступала на митинге под дулом украинских автоматов, но её сердце при этом обливалось кровью.

Но самое главное: она останется директором этой же школы и будет воспитывать русских детей в духе русского патриотизма!

Скажу страшное: это весьма распространённый тип современной российской (и русской!) учительницы по русскому языку и литературе. И современной школьной директрисы – тоже. На Руси всегда был такой тип негодяя: христопродавец.

Хорошо бы, если бы её привлекли к ответственности после установления законной власти в Мариуполе. Пусть бы она села в тюрьму за разжигание ненависти к Русскому народу и России и за поддержку укрофашистов.

 

С преподаванием литературного наследия Николая Алексеевича Некрасова (1821-1877) у нас тоже не всё благополучно. Девятнадцатый век был не только золотым веком русской литературы, но и веком так называемого «критического реализма». А критический реализм – это когда всю правду-матку режут так, что и возразить нельзя. Потому как на дворе у нас реализм.

На самом деле, это было очернительство России и Русского народа, а кроме того, и расшатывание государственных устоев. Предсказание Лермонтова о том, что «Настанет год, России чёрный год, когда царей корона упадёт…» потом сбудется.

Докритиковались!

Всё это правдолюбие теперь выглядит совсем не так, как оно выглядело в 19-м веке. Про век 20-й, когда любое поношение Российской империи только приветствовалось, я и вовсе не говорю.

Так вот: в том, что касается творческого наследия Некрасова – вне всякого сомнения, великого русского поэта! – нужно будет проявить кое-какую строгость при отборе его произведений для изучения в школе. Моё мнение насчёт поэмы «Железная дорога» с описанием мертвецов, которые встают за окном поезда: поэму нужно убрать из школьной программы! Если мы ругаем Солженицына за то, что он, по мнению некоторых, слишком уж сгущал краски при описании сталинской индустриализации, то почему мы не можем за то же самое осудить и Некрасова?

Между прочим, создание Транссибирской железнодорожной магистрали – это технический подвиг планетарного масштаба. А давайте будем рассказывать про Транссиб всё только плохое? Честно всё расскажем – без утайки! В духе критического реализма! Можно и рассказать, если задаться целью. Другой вопрос: зачем? И кому это будет на руку?

Все подобные произведения в творческом наследии Некрасова следует тщательно оценить заново. Прежний взгляд на его творчество как на обличителя царского самодержавия и предшественника большевиков – он, по крайней мере, устарел, если не сказать хуже.

О другой проблеме его творчества я и сам много думал, но как-то раз, когда я работал в простой школе, а не в элитарно-изысканно-утончённой, ко мне на перемене подошла девочка из девятого класса и многозначительно спросила:

– Владимир Юрьевич! А что, у Некрасова были садистические наклонности?

Я знал, что были, но ответил так:

– Ну, что ты! Да ты с чего взяла-то?

А она уже книжечку держала наготове и стала читать мне:

– А вот послушайте!

 

Вчерашний день, часу в шестом,

Зашёл я на Сенную;

Там били женщину кнутом,

Крестьянку молодую.

 

Ни звука из её груди,

Лишь бич свистал, играя…

И Музе я сказал: «Гляди!

Сестра твоя родная!»

 

Между прочим, эта девятиклассница выглядела вполне как взрослая женщина – и формы, и причёска, и манеры. То есть, девочка, как минимум, интересовалась всякими этакими-разэтакими вопросами. Я это всё оценил в одну секунду, понял, что врать бесполезно, и сказал так: мол, у людей бывают недостатки, а отдельные моменты в творчестве Некрасова ещё не дают нам оснований думать о нём плохо…

В общем, дети нынче стали умными и понимают такие вещи, какие были недоступны их родителям на этой же стадии развития.

Поэма «Железная дорога» с её мертвецами и прочими ужасами вполне вписывается в то, что называют некрофилией. И стихотворение о крестьянке молодой, которую порют кнутом и сравнивают с Музою – тоже.

Пусть наши школьники окончат школу, поумнеют и читают Некрасова в полном объёме, а пока они дети, их надо избавлять от произведений Некрасова (и точно также других поэтов и прозаиков), где имеет место некрофилия.

У Некрасова есть много прекрасных произведений, и есть, из чего выбирать. И вот эта задача по пересмотру его наследия и должна быть выполнена на государственном уровне. На всякий случай, уточняю: я имею в виду только школьную программу, а не что-то другое.

 

Про Александра Николаевича Островского (1823-1886) я уже говорил выше: драму «Гроза» следует убрать из школьной программы и заменить на другую пьесу этого же драматурга. У него столько прекрасных пьес, что я просто теряюсь от их обилия и не знаю, что и предложить взамен. Надо подумать!

 

Роман Ивана Сергеевича Тургенева (1818-1883) «Отцы и дети» – это образец русского романа, и тут мне нечего добавить. Но среди оценок, которые были даны этому произведению, я считаю самым важным то, что сказал о нём Проспер Мериме, и именно его мнение нужно вписать в тексты учебников – в качестве самого главного. Мнение Белинского по этому же вопросу уже не столь важно.

Из творческого наследия Тургенева я бы сделал непременными для школьной программы два рассказа из «Записок охотника»: «Чертопханов и Недопюскин» и «Конец Чертопханова». А кроме того, я взял бы один отдельный рассказ «Собака», который не следует путать со стихотворением в прозе с таким же названием.

К рассказам «Чертопханов и Недопюскин» и «Конец Чертопханова» советская власть испытывала некую нервозность: они печатались в «Записках охотника», если это было в собрании сочинений Тургенева, но они же изымались из «Записок охотника» в тех случаях, когда те выходили в свет отдельно, что, впрочем, случалось редко, ибо советская власть и «Записки охотника» тоже очень не любила, редко издавала и выделяла оттуда для школы лишь то, что ей было выгодно: например, рассказ с антикрепостническим сюжетом «Бурмистр». Удивительным образом отметился в этой нелюбви и Максим Горький, который как-то раз сказал, что ему не нравится рассказ «Живые мощи» – один из самых прекрасных тургеневских рассказов.

Рассказы «Чертопханов и Недопюскин» и «Конец Чертопханова» нужно сделать всенепременными для школьной программы в целях установления равновесия. Пусть юные читатели увидят, что Тургенев сочувствовал не только тяжёлым судьбам простого народа, но и дворянам, которые сами же себя обрекли на вымирание и сами же страдали от этого. Я нигде не встречал прямых запретов или прямого неодобрения этих двух рассказов, но тот факт, что советская власть признавала эти два рассказа с совершенно потрясающими сюжетами неполезными для населения, указывает на то, что здесь проявилась русофобия, столь свойственная этой власти. Нельзя слишком уж сильно сочувствовать людям русской национальности – вот самая главная причина.

Рассказ с мистическим сюжетом «Собака» – это произведение единственное в своём роде не только на фоне всего творческого наследия Тургенева, но и на фоне всей русской литературы 19-го века. Немыслимая история преподносится читателю с помощью таких простых изобразительных средств, какие применяются лишь в скучных рассказах о скучном житье-бытье. Великий философский смысл «Собаки» Тургенева состоит вот в каком открытии: оказывается, Высшие Силы могут снизойти до заботы о человеке – почти что карикатурном в своём ничтожестве! И почему эти самые Высшие Силы так возлюбили его – совершенно непонятно. Они что-то имели в виду, но что именно – этого мы так и не узнаём из рассказа.

Лично я все эти три рассказа вводил в своё преподавание без малейшего усилия.

Дилогию про Чертопханова и Недопюскина просто задавал на дом, и дети прочитывали это всё сами, а уже в классе обсуждали со мною. История про Чертопханова и Недопюскина всегда всех очень волновала, и никто к ней не оставался равнодушным.

А с «Собакою» было так: я её просто сам читал детям вслух на первом уроке и затем обсуждал на втором. Впечатление от «Собаки» всегда было сильнейшим. Дети ничего подобного никогда не слышали и не читали раньше, они не знали, что и думать о такой невероятной истории.

Помнится, один мальчик в школе «Жар-птица» поразил меня однажды до глубины души, когда мы читали рассказ Джека Лондона «Нам-Бок – лжец». Я спросил его:

– Чему учит этот рассказ?

И он ответил:

– Тому, что не надо лгать.

И я понял тогда в очередной раз, что умственные и творческие способности распределяются среди людей очень неравномерно.

Когда я в этом же классе прочёл «Собаку» и в ходе обсуждения спросил этого мальчика: чему учит этот рассказ? Он ответил:

– Учит тому, чтобы мы любили животных.

Народное образование – потому и называется народным, что оно – для всех. А не может такого быть, чтобы у всех способности были одинаковы. Мальчик был со способностями значительно ниже средних, но, к счастью, это редчайший случай.

 

О Фёдоре Михайловиче Достоевском (1821-1881). У меня всего лишь одна мысль по поводу преподавания литературного наследия этого писателя: пусть всё останется так, как и было, но повесть «Село Степанчиково и его обитатели» я бы вставил в школьную программу как непременное произведение. В каком классе изучать эту повесть – тут можно было бы и подумать, и поспорить, но образ лжепророка на русской почве – это то, о чём наши дети должны получить представление.

При советской власти было снято два фильма по этой повести. Я бы порекомендовал детям то «Село Степанчиково», что было снято в 1973-м году с участием гениального русского артиста Алексея Грибова в роли Фомы Опискина. Считаю этот фильм одним из лучших в моей жизни. Дети поймут его, и он будет всем очень интересен – я в этом не сомневаюсь. Просто есть опасность, что они посмотрят только фильм, а до бумажного текста не доберутся.

Фильм с таким же названием от 1990-го года мне представляется не столь талантливым.

 

О Льве Николаевиче Толстом (1828-1910).

Однажды ко мне на урок в школе «Жар-птица» пришла моя старая знакомая – знаменитый литературовед, специалист по французской литературе и доктор наук. Я эту женщину назову условно так: мадам Бубенина – это я выдумал ей такую фамилию. Замечу, что она уже умерла. Я с нею сталкивался до этого в жизни и вынес о ней такое мнение: интриганка, русофобка и человек с каким-то двойным дном. Она сделала мне однажды одну очень сильную гадость, но так получилось, что я благодарен ей за это и не в претензии к ней. Так вот, пришла она ко мне на урок литературы, посвящённый «Капитанской дочке» Пушкина (у меня все уроки были открытыми, и я никогда не обращал внимания на тех, кто ко мне приходит и уж тем более не старался понравиться им), а потом в разговоре с директрисою высказалась так:

– Я ещё никогда в жизни не наблюдала такой прекрасной работы с текстом. Это был совершенно незабываемый урок!

Директриса ответила ей примерно в таком духе: да-да, Владимир Юрьевич считается у нас сильным преподавателем. И тогда мадам Бубенина продолжила свою мысль так:

– Да, это действительно замечательный учитель. Но его нужно уволить с работы.

Директриса спросила: почему? И Бубенина пояснила: у неё есть такая-то знакомая, и ей как раз нужна работа.

Вот это – типичный случай бабы в образовании! Причём – в высшем, а не школьном. Знаменитая, умная, одарённая! Утончённый знаток средневековой французской поэзии и т.д. Но такая же склочница, как и все.

Пожелание мадам Бубениной не было исполнено, я был предупреждён о её коварных замыслах самою же директрисою, и чисто внешне у меня с мадам Бубениною оставались прекрасные отношения: мы при встречах беседовали на всякие интеллектуальные темы, и однажды, во время чаепития, она самым дружеским образом (именно так!) поделилась со мною своими мыслями по поводу Льва Толстого:

– Это великий русский писатель. Но его нужно убрать из школьной программы.

Ну, точно такое же рассуждение, как про меня: хороший учитель, но его нужно уволить!

Я очень удивился, но она сказала, что рассказы Толстого для детей, типа «Филиппка» как раз можно было бы и оставить, но вот «Войну и мир» надо бы изъять из школьной программы, потому что этот роман морально устарел. К тому же о разных войнах написано и без того много, и вообще: зачем ворошить прошлое?

Я сказал:

– Но тогда дети не будут знать о Льве Толстом вообще ничего!

Она сказала:

– Им можно просто так довести до сведения, что это был великий писатель. И хватит! Всё равно ведь никто из детей на самом деле не читает «Войны и мира». В самом крайнем случае, если протесты против отмены «Войны и мира» поднимутся слишком уж сильные, можно будет заменить этот роман на какой-нибудь другой роман того же Толстого.

– Да у него всего-то было три романа за всю жизнь: «Война и мир», «Анна Каренина» и «Воскресение», – возразил я.

– Вот на «Анну Каренину» или на «Воскресение» и заменить!

Я не знаю, почему она так рассуждала: то ли по причине склочного характера, то ли по причине того, что она когда-то жила во Франции, очень любила её, и ей неприятно было то, что какой-то там ничтожный Толстой выставляет великих французов в столь неприглядном виде, но она говорила это очень серьёзно. И не только мне. У неё был мощный авторитет, она постоянно где-то выступала и публиковалась, и к её мнению прислушивались. А главное, что работало на неё: это ореол необыкновенной духовности, который окружал её. Люди взирали на этот ореол и не слишком-то вдумывались в то, что она говорила.

Но вот она уже померла, а сейчас духовные-предуховные люди выступают у нас в стране с такими предложениями:

– А давайте отменим в наших школах физику! Всё равно ведь её никто не учит!

– А давайте отменим химию!

А про то, что есть желающие отменить у нас звонки на уроки, да и сами уроки, классные комнаты и классное руководство, родительские собрания и вообще, родителей – про это я уже говорил.

У меня предложение: давайте тогда уж отменим буквы!

Да, роман Льва Толстого «Война и мир» мало кто читает из современных школьников. Обычное дело, когда в классе его не читал ни единый человек. В лучшем случае находится одна самая умная девочка-отличница, которая читала «Войну и мир» в отрывках. Но отменять роман нельзя ни в коем случае. По поводу того, что не читают, я выскажусь очень жёстко: дети бывают разные, кто-то по причине слабоумия не может понять простого рассказа Джека Лондона «Нам-Бок – лжец». Куда уж такому читать «Войну и мир»! Ну и пусть! Зато талантливый ребёнок прочтёт «Войну и мир» ещё на летних каникулах, а когда дойдёт до уроков по Льву Толстому, будет просто вспоминать прочитанное. Ребёнок со средними способностями прочтёт этот роман с пятого на десятое. А слабый духом и неумный ребёнок – вообще не прочтёт.

Но на то она и жизнь, чтобы делить людей по их способностям.

 

Вброшу ещё одну мысль по поводу изучения Толстого в школе. Лучшим произведением Льва Николаевича я считаю его повесть «Казаки». Убеждён в том, что её нужно непременно вставить в программу: повесть невелика по объёму, и чтение её не вызовет больших затруднений.

Мне могут возразить: «Война и мир» и так огромна! Куда ещё впихивать «Казаков»?

Я скажу так. Если «Войну и мир» изучать в том же самом учебном году, что и «Казаков», то это и в самом деле будет тяжеловато. Просто оба эти произведения нужно развести по разным учебным годам.

Сюда же я бы присоединил и рассказ Куприна «Анафема», а также – «Зелёные холмы Африки» Хемингуэя. В обоих этих произведениях упоминается повесть «Казаки».

 

Ещё когда я сам учился в школе, я понимал, что составителями школьной программы была допущена ужасная ошибка: в девятом классе мы проходили русскую литературу 19-го века, а в десятом (последнем) – русскую литературу века 20-го.

Должно быть так: русская литература 19-го века изучается во всех без исключения классах. И точно так же – русская литература 20-го века. В последних двух классах обучения нужно посвящать русской литературе 19-го века первое полугодие, а русской литературе 20-го века – второе полугодие.

Если мы хотим изменить нашу школу к лучшему, то должно быть только так!

 

 

Глава пятьдесят пятая. Русская литература восемнадцатого века и то, что было до этого времени

Литературное наследие 18-го века не лезет в головы детям. Или лезет, но с большим трудом. И не потому, что дети бестолковые. А потому что такая литература – очень уж тяжеловесная!

Но изучать её надо. Например, дети должны узнать, что поэт номер один у нас не Пушкин и не Лермонтов, а Михаил Васильевич Ломоносов (1711-1765). Поэты в России были и до него, но я не уверен в том, что было бы уместно показывать детям стихи Феофана Прокопóвича (1681-1736) или, допустим, Василия Кирилловича Тредиакóвского (1703-1769). Пушкин хвалил Тредиаковского (он его называл: Тредьяковский) и отмечал, что Ломоносов-поэт стоит ниже. Не согласен с Пушкиным. Хотя: кто я и кто он? Но всё равно: не согласен!

Есть большая опасность того, что русские стихи, написанные до Ломоносова, могут вызвать у детей сильное отторжение. Наша попытка рассказать детям об этих стихах может прозвучать как глумление над памятью поэтов того времени. Стихи эти, с нашей современной точки зрения, затруднительны для восприятия, а детям они просто покажутся плохими. Поэтому здесь нужно действовать тонко. Хвалить эти слабые стихи – означало бы обманывать детей. Они же всё понимают! Но и впадать в очернительство тоже нельзя.

 

Подвиг Ломоносова – это нечто невообразимое. Юрий Гагарин первым прорвался в космос, а конструктор Королёв был первым, кто задумал и осуществил чисто техническую сторону этого дела. Так вот Ломоносов – это, образно говоря, и Гагарин, и Королёв в одном лице: сам тщательно проработал техническую сторону поэзии и сам же первым взлетел в поэтический космос! Вклад Ломоносова в русскую научную терминологию – это тоже подвиг, и он мне напоминает действия диктатора, который повелевает, и приказания которого выполняются – да не просто так, а беспрекословно и на протяжении последующих веков!

О реформе стихосложения Ломоносова я рассказывал детям по-своему и, разумеется, получал замечания от ветеранов советской школы, что так рассказывать нельзя и заодно – вопрос: ты что тут – самый умный нашёлся? Вот как в учебнике объяснено – вот так и ты объясняй!

Но я объяснял по-своему, и мои объяснения понимались детьми с необыкновенною лёгкостью.

Расскажу, как я делал это, потому что мне этот момент представляется весьма важным.

 

Я напоминаю детям, что все гласные звуки в русском языке бывают ударными и безударными. Никаких других вариантов гласных звуков у нас не существует. В других языках бывает и не так (привожу примеры, но без этого можно обойтись).

Соответственно и все слоги в русском языке бывают только двух типов: ударные и безударные. Не существует слогов какого-то другого типа.

Все ударные слоги мы обозначаем цифрою «1».

Все безударные слоги мы обозначаем цифрою «0».

Все слоги русского языка, таким образом, можно обозначать либо цифрою «1», либо цифрою «0». И никак иначе.

Ломоносов понял, что слоги у нас бывают только двух типов и, используя греческую терминологию, показал, что в русском языке существует пять возможных вариантов ритмического распределения слогов в стихотворении.

Выписываю эти варианты на доске, но предупреждаю: этот способ обозначения ударных и безударных слогов – мой собственный. В учебнике они обозначены иначе, и Ломоносов тоже не знал моего способа изображения слогов. Итак:

 

Хорей: 10 10 10…

Ямб: 01 01 01…

 

Дактиль: 100 100 100…

Амфибрахий: 010 010 010…

Анапест: 001 001 001…

 

Отмечаю, что первые два варианта называются двустопными стихами, три других – трёхстопными.

К каждому из пяти вариантов ищем примеры из известных стихов.

 

Хорей:

 

Наша Таня громко плачет,

Уронила в речку мячик…

 

Ямб:

 

В лесу родилась ёлочка,

В лесу она росла…

 

Дактиль:

 

Тучки небесные, вечные странники!

Степью лазурною, цепью жемчужною…

 

Амфибрахий:

 

Однажды в студёную зимнюю пору

Я из лесу вышел; был сильный мороз…

 

Анапест:

 

Я усталым таким ещё не был.

В эту серую морозь и слизь…

 

Немного рассказываю о строках мужских, женских и дактилических. Это совсем пустяк. Попутно объясняю, что при Ломоносове между учёными мужами велись споры о том, что каких-то из этих строк вообще не должно быть на свете, и говорю, что это глупость. Поэт имеет право экспериментировать с любыми строками и в любой последовательности.

Дети с одного раза всё понимают.

Записывают это себе в тетради, выучивают, запоминают. К сожалению, некоторых после этого тянет сочинять стихи, чего я не одобряю, но и не запрещаю. Сочиняйте, говорю я, но имейте в виду, что сочинять стихи пытаются миллионы, а России не нужно миллион поэтов, даже если каждый из них будет гениальным. России даже и тысячи поэтов не нужно. И даже ста. Десять поэтов на одно столетие – это предел того, что может выдержать Россия. Поэтому будьте, детки, осторожнее при написании стихов, и приготовьтесь к тому, что, может быть, вам не удастся войти в эту десятку.

Впрочем, всё бесполезно! Всё равно после этого урока начинается писанина.

Попутно берём стихи самого Ломоносова и учим наизусть. Я предупреждаю, что стихи Пушкина намного лучше, чем стихи Ломоносова, но Ломоносов – первый, а Пушкин всего лишь его ученик. Поэтому подвиг Ломоносова нельзя сравнить ни с чем.

Всё! Ломоносова любят и уважают. А что ещё требовалось?

 

Переходим к Гавриле Романовичу Державину (1743-1816), Денису Ивановичу Фонвизину (1745-1792) и Александру Николаевичу Радищеву (1749-1802) – всё, как обычно, и мне по этим трём именам сказать особенно нечего. Как правило, изучение детьми всех троих проходит тяжеловато, и я не представляю, что нужно сделать учителю, чтобы оживить преподавание этой части русской литературы.

18-й век – это просто очень тяжёлый период русской литературы. Имён было много, но они сейчас во многом непонятны.

В разные годы я всерьёз обдумывал, каким образом можно было бы рассказать детям о жизни и деятельности Николая Ивановича Новикóва (1744-1818). Для этого нужны вразумительные художественные тексты плюс нужные доводы в пользу этих текстов. Я не нашёл в себе интеллектуальных сил для интересного рассказа о Новикóве. И тут дело не в том, что я слабак, а дело в том, что нельзя ломать детскую психику как палку об колено. Моё мнение: Новикóв – не для школы.

Драматургия Ивана Андреевича Крылова могла бы вызвать намного больший интерес у наших школьников. Но всё упирается в тексты. Где их взять? Когда я в элитарной школе проводил изучение в экспериментальном порядке романа Гофмана «Эликсир дьявола» или романа Достоевского «Бесы», то у меня все являлись на урок, имея при себе нужный текст. И каждый читал и тот роман, и другой. А вот где раздобыть пьесы Крылова – это большой вопрос. Особенно, если учесть, что я хотел бы видеть хотя бы одну-единственную его пьесу в программе для обычной, а вовсе не элитарной школы. Решение о введении в программу драматургии Крылова должно приниматься на самом верху. Оно должно иметь материальное подтверждение в виде текстов, доступных для наших школьников.

 

Из русских литературных произведений, написанных до 18-го века, я бы назвал три самых важных. «Слово о полку Игореве», «Повесть о Савве Грудцыне» и «Повесть о Фроле Скобееве»

«Слово о полку Игореве» худо-бедно, но преподаётся в наших школах, и я об этом произведении говорить ничего не буду. А вот два других – совершенно никому неизвестны. Я читал их старшеклассникам – с пояснением непонятных слов, с нужными комментариями – и всегда наблюдал живейший интерес со стороны слушателей. Они впервые в жизни слышали такие необыкновенные истории, и я почти не сомневаюсь в том, что и в последний раз. Раздобыть эти и другие похожие по содержанию тексты – не так-то просто. А если их и раздобудешь, то как их поймёшь? Нужен перевод, нужны пояснения. Учитель всё это мог бы сделать: и прочесть, и пояснить непонятное, и ответить на вопросы… Да вот беда: в школьной программе этих двух произведений нет, учителя задавлены нуждою и посторонними обязанностями, которые их заставляют выполнять бесплатно. А у самых любознательных и трудолюбивых детей на уме лишь одно: надо сдать ЕГЭ!

 

 

Глава пятьдесят шестая. Русская литература двадцатого века

В конце предыдущей главы я высказал мысль о том, что русскую литературу 19-го и 20-го веков русский школьник должен изучать на протяжении всего своего пребывания в школе. Ни в коем случае не должно быть таких учебных годов, когда бы он учил литературу только одного века! При советской власти такое разделение было, и оно делалось искусственно – для того, чтобы показать школьникам наступление совершенно новой эпохи и противопоставить «век кровавого царского самодержавия» и «век счастливой советской жизни». К сожалению, вот это по-большевистски подловатое отношение к русской истории перекочевало и в постсоветские времена, когда две литературных эпохи были распределены на два последних класса обучения по принципу: одному году обучения – одна эпоха, а другому году – другая.

Нужно не раскалывать современное российское общество по признаку того, кто как относится к царям и большевикам, а объединять.

В последнее время наметилось такое направление: признавать всё советское безоговорочно хорошим и любую критику в адрес советской власти и её вождей – отменить, осудить и вообще – запретить. И вот таким образом и добиться требуемого единодушия. Должно быть лишь так: все как один голосуют за советскую власть, любят Сталина и осуждают Николая Второго за слабость (тряпка, а не царь!), все в один голос кричат о том, как велик Шолохов и как плох Солженицын.

Я не о таком единодушии веду речь.

 

Для того, чтобы понять, что и как нужно преподавать школьникам по курсу русской литературы 20-го века, следует принять две самых главных предварительных установки и исходить только и только из них:

 

ПРЕДВАРИТЕЛЬНАЯ УСТАНОВКА НОМЕР ОДИН. Русская литература 20-го века – это то, что стоит безоговорочно ниже по своей ценности по сравнению с русскою литературою века 19-го.

Россия 20-го века не породила на свет ни единого литературного гения, сопоставимого с литературными гениями России века 19-го. Все великие достижения Русского народа в 20-м веке оказались только техническими и военными. Ценность победы над фашистами – не подлежит сомнению; в 19-м веке Русский народ не совершал таких подвигов. Ценность прорыва в Космос – то же самое; в 19-м веке Русский народ даже и помыслить про такое не мог. Ценность индустриализации – то же самое… Но достижения в области духовности – это то, чем Россия 20-го века похвалиться не может. Русская литература 20-го века – это упадок по сравнению с тем, что было в 19-м веке. И не надо говорить, что на Западе достижения в области духовности в этом же двадцатом веке оказались ещё даже и намного ниже наших. Запад нам не образец.

 

ПРЕДВАРИТЕЛЬНАЯ УСТАНОВКА НОМЕР ДВА. Преподавание русской литературы 20-го века в наших современных условиях должно объединять Русский народ, а не раскалывать его. Выбор произведений русской литературы 20-го века для их последующего изучения в школе должен делаться только по такому признаку, и любые попытки нарушить установку номер два должны жёстко пресекаться как антигосударственные и недостойные.

Приведу в пример самого себя. Я жалею о гибели Российской империи, а не о распаде Советского Союза. Все мои симпатии – на стороне монархии. Мой дед, Константин Спиридонович Полуботко, был белогвардейским офицером, и он был единственным человеком из своего полка, которого не расстреляли красные, когда после штурма Перекопа взяли в плен этот полк на станции Юшунь. Деда оставили в живых лишь потому, что он был военным инженером, а остальных погрузили в поезд, отвезли в степь и там расстреляли из пулемётов. Этот потрясающий эпизод из жизни моего деда решает для меня всё, и я делаю из него следующие выводы:

– Я всем сердцем люблю белых, а не красных. Я восхищаюсь белыми.

– Я люблю царскую власть, а не советскую.

– Но я должен сказать спасибо красным за то, что они не расстреляли тогда моего деда и дали ему возможность жить дальше и оставить потомство. У меня дух перехватывает от ужаса, но я говорю: спасибо!

– Я должен признать, что однополчан моего деда ожидала бы страшная участь, если бы они благополучно покинули Крым и перебрались куда-то на Запад. Все без исключения белые, оказавшиеся в эмиграции, кончили плохо. Одни деградировали и спились, а другие, может быть, и преуспели в смысле материального благополучия, но не сумели передать русскую культуру и русский язык своим потомкам. Белые, бежавшие из России, не оставили после себя русского потомства, и это факт. Им было отказано Судьбою в том, чтобы быть русскими людьми и принадлежать к Русскому народу.

– Моему деду повезло. Я рад тому, что его тогда не убили. Я рад тому, что он не попал в эмиграцию. И я рад тому, что он остался в России. Я рад тому, что в России родился мой отец, и я рад тому, что в России родился я.

– Я не люблю Ленина и Сталина, но я признаю́ то, что они создали идеологию, которая, хотя и не долго, но работала. Победа в Великой Отечественной войне была одержана отчасти в рамках той идеологии, а не только идеологии Православия. Я признаю́ этот факт, хотя мне это и неприятно.

 

И теперь возвращаемся к тому, какой список произведений русской литературы 20-го века следует включить в школьную программу.

Начну с эпопей. Сколько их было за всю историю русской литературы?

Считаю, что достойных того, чтобы их изучали в школе, только три: «Война и мир», «Тихий Дон» и «Цусима».

«Война и мир» отходит в курс литературы 19-го века, а по курсу века 20-го остаются «Тихий Дон» и «Цусима».

«Тихий Дон» – великий роман, но русские дети имеют право знать все тёмные стороны личности Шолохова, а также все доводы, согласно которым он может считаться лишь соавтором этой книги.

По мнению историка Андрея Вадимовича Венкова, к которому и я присоединяюсь, основу текста романа создал писатель Иван Дмитриевич Филиппов. Затем он умер, и текст достался белогвардейцу Ивану Александровичу Родионову, который внёс туда весьма значительные добавления. И лишь концовка романа была дописана Михаилом Александровичем Шолоховым. (Отсылаю всех интересующихся к фундаментальному исследованию Венкова: «»Тихий Дон»: источниковая база и проблема авторства.» Москва, 2010.)

Есть мнения, что к созданию текста «Тихого Дона в какой-то форме причастен писатель Фёдор Дмитриевич Крюков (1870-1920). Не знаю, так ли это на самом деле, но «Донские рассказы» Шолохова и другие его малые произведения, если и стоит оставлять в школьной программе, то только при наличии в ней же рассказов Крюкова, запрещённого классика, человека, от одного лишь имени которого Шолохов очень сильно нервничал. Особенно интересен рассказ Крюкова «В гостях у товарища Миронова» (1919). Думаю, что этот рассказ нужно всенепременно включить в школьную программу!

Моё мнение: кроме «Тихого Дона», желательно вообще ничего больше не включать в школьную программу такого, что было бы связано с именем Шолохова. Главный мой довод: не надо раскалывать нацию. В связи с проблемою авторства «Тихого Дона» нужно высказаться коротко и просто: вопрос спорный, и он изучается. Говоря о романе, мы употребляем слово «Шолохов» в качестве условного обозначения автора. То же самое ведь имеет место и с авторством «Илиады» и «Одиссеи» – мы употребляем слово «Гомер», но это некая условность, и имя настоящего создателя великой греческой эпопеи нам неизвестно. Может быть, это и в самом деле был Гомер, а может, и нет. Для нас сейчас важны тексты «Илиады» и «Одиссеи», а подлинное имя создателя этой дилогии – это уже не столь важно.

Вот так же и внимание учеников нужно сосредоточить на ценности текста «Тихого Дона», а не на тех выгодах, которые можно извлечь, протаскивая ту или иную идею об авторстве романа. Самая страшная идея: попытка причислять Шолохова к лику святых и сделать из него икону. Этого нельзя допускать ни в коем случае.

 

Роман-эпопея «Цусима», автором которого является советский писатель Алексей Силыч Новиков-Прибой (1877-1944) должен быть введён в школьную программу – как неотъемлемая часть русской литературы 20-го века. Все отговорки в том духе, что для него там не хватит места, не принимаются: места полным-полно! По курсу литературы 20-го века изучаются писатели, которых можно выбросить из программы без малейшего сожаления. На очищенном от мусора месте можно и нужно выкроить и необходимое количество часов для Новикова-Прибоя.

К слову сказать, у него есть и другие прекрасные вещи: роман «Капитан первого ранга», роман «Солёная купель», потрясающий рассказ «Подводники». Эти или какие-то другие его вещи можно было бы изучать не в самом последнем классе, а в каких-то других классах.

 

Алексей Николаевич Толстой (1882-1945). Самая первая в моей жизни книга, которую я прочёл самостоятельно, это была повесть «Детство Никиты» Алексея Толстого. Моё мнение: это был единственный среди всех русских советских писателей 20-го века, о ком можно сказать, что он – продолжатель литературных традиций русской литературы 19-го века. Другого такого я не знаю.

Но халтурил иногда и он. Его роман-эпопею «Хождение по мукам» я бы не включал в школьную программу, а просто порекомендовал бы для внеклассного чтения. Это не «Тихий Дон» и не «Цусима». Это высокохудожественная проза, но приспособленная к сиюминутным политическим задачам.

Роман «Пётр Первый» – это как раз то, что нужно для школьной программы.

У Алексея Толстого есть другие прекрасные произведения: «Аэлита» и «Гиперболоид инженера Гарина», «Русский характер», «Золотой ключик, или Приключения Буратино». Это всё можно каким-то образом распределить по разным классам школьной программы.

 

Леонид Максимович Леонов (1899-1994). Если я правильно понимаю, то это единственный из всех писателей социалистического реализма, который, говоря о советской власти, пребывая строго в рамках её идеологии, создал нечто очень патриотическое, русское и при этом честное. Я имею в виду его роман «Русский лес». Можно простить Леонову все его грехи, можно вообще выбросить и забыть всё остальное из того, что он написал, но этот роман делает его великим русским писателем советской эпохи. Думается, его нужно включить в школьную программу.

Когда я учился в 10-м классе, этого романа, разумеется, не было в школьной программе, но учительница поручила одному мальчику моего класса прочесть его и сделать доклад о нём. Что он и выполнил. И этот доклад произвёл на меня сильное впечатление, и я его запомнил на всю жизнь. Уже после армии я прочёл этот роман и понял, что это нечто ни на что не похожее. Я пытался читать другие произведения Леонова, но нашёл их нудными. «Русский лес» стоит особняком на фоне всей русской литературы 20-го века.

 

Константин Георгиевич Паустовский (1892-1968). Самая мистическая личность среди всех советских писателей – это не Булгаков, как думают многие, а именно Паустовский! Каюсь, но для меня он тайна, которую я не в силах разгадать. Как можно было не хвалить Сталина, не орать о победе коммунизма, а просто писать о природе и вообще – о чём-то постороннем и при этом не навлечь на себя ничьего гнева и благополучно уходить от всех столкновений? Не знаю.

В творчестве Паустовского есть свои недостатки, и я бы мог по ним сейчас основательно прокатиться и сильно поругать его и даже высмеять. Но – не буду. Одно время я думал о нём плохо, но потом поменял мнение. Недостатки у всех хороших писателей всегда были. Он должен остаться в школьной программе для изучения в разных классах.

Кстати, именно его тексты принято постоянно использовать для диктантов и изложений.

 

Николай Николаевич Носов (1908-1976). Совершенно поразительный детский писатель! Это тот редкий случай, когда талантливому литератору удалось полностью вписаться в советскую действительность и при этом остаться человеком.

Считаю, что его повесть «Витя Малеев в школе и дома» написана схематично и словно бы по заданию партии и правительства. Это произведение о том, каким должно быть детство у советского школьника, а вовсе не о том, каким оно было у него на самом деле. Школа, учителя, дети – всё показано идеализированно, в отрыве от настоящей жизни, но…

Ну и почему бы нет?

Мой шестилетний сын прослушивал аудиокнигу с этою повестью бесчисленное количество раз. И его отношение к услышанному я бы описал так: восторг, восхищение и изумление! Он переживал по поводу событий, описанных в книге, и ему казалось, что он сам участник этих событий… А я не возражал, лишь делал кое-какие замечания: например, из книги не могут быть вырваны страницы, как это сказано у Носова, из книги вырывают листы. Отмечал и другие досадные упущения Носова в словоупотреблении, но в целом хвалил его.

Супруга читала сыну «Незнайку на Луне» и впечатление у сына было таким же сильным.

Я не жалею, что не читал в свои детские годы Носова. То, что я наблюдал в свои школьные годы, сильнейшим образом отличается от того, что описывал Носов, и я бы, читая историю про Витю Малеева, был бы неприятно поражён… Но сейчас другие времена. Советское прошлое просматривается нами сквозь некую романтическую дымку, и иногда это бывает полезно. Особенно в том, что касается советской школы. Да ведь и просто: Носов – талантливый писатель и умный человек. Некоторые даже называют его пророком… Не знаю, возможно… Вполне допускаю, что это так и есть.

Моё мнение: произведения Носова должны быть включены в школьную программу и изучаться в младших и в средних классах.

 

Павел Петрович Бажов (1879-1950). Я бы назвал его так: великий русский сказочник! Я не знаю, почему он ввёл в несколько своих сказочных произведений похвалу Ленину и большевикам, но эти произведения можно ведь и отбросить и забыть об их существовании. Человек мог ошибиться, мог подчиниться приказу – мало ли как там у него могло сложиться в жизни! Но то, что он блистательный мастер – для меня несомненно, да, я думаю, и для всех. Мало кто будет говорить что-то против Бажова.

Читать его можно с первого класса и по последний, а как распределять его произведения по ступеням обучения в школе – я даже и не знаю. Пусть об этом думают специалисты. Но главное: он должен быть в школьной программе – всенепременно!

Пользуясь случаем, хочу упомянуть сказку Гофмана «Фалунские рудники». При советской власти она была почему-то запрещена, и мне пришлось читать её по-немецки. Из этой сказки видно, что Бажов находился под впечатлением от Гофмана (что делает честь его вкусу), но пошёл значительно дальше и глубже Гофмана, который коснулся чудес подземного мира лишь вскользь. Когда я замечал в произведениях Булгаков бесчисленное количество гофмановских мотивов, взятых у великого немца без всякой меры, то это производило на меня неприятное впечатление – обидно было за Булгакова, и я спрашивал себя: ну, почему он позволял себе такие некрасивые вещи? В случае же с Бажовым я ничего, кроме восхищения его мастерством, высказать не могу.

По мотивам сказок Бажов сняты фильмы для детей. Фильмы разного качества – от очень хороших до откровенно слабых. Плохих я не знаю ни одного, но слабые киноработы были. Это не должно бросать тень на самого Бажова, но родители и учителя должны проявлять осторожность при выборе таких фильмов для просмотра детьми.

 

Александр Мелентьевич Волков (1891-1977). Это была совершенно гигантская личность, но, благодаря чьим-то стараниям, мы об этой личности знаем очень мало. Одно только изучение биографии этого человека было бы полезно нашим школьникам. Волков, между прочим, был учителем и даже директором школы! Но главный его жизненный подвиг, как мне представляется, это его цикл совершенно удивительных сказок, последовавших в виде продолжений его сказки «Волшебник изумрудного города».

Что именно выделить из его творчества для школьной программы – это вопрос очень трудный. Но сказки Волкова должны как-то войти в школьную программу, а всё, что туда не войдёт из его сказок, должно быть всё-таки прочитано русскими детьми во внеурочное время.

«Буратино» Алексея Толстого и «Незнайка на Луне» Носова имеют кое-какой подтекст, понятный только взрослым людям. Там много чего необыкновенного зашифровано… Так вот: в сказках Волкова – то же самое. И это очень серьёзно. По кое-каким признакам, я даже сказал бы, что это великий мыслитель, который смог понять то, что для подавляющего большинства мыслителей его времени осталось тайною за семью печатями. Это последнее обстоятельство заставляет меня думать о том, что к творчеству Волкова можно было бы обратиться ещё и в старших классах, но тут я особой уверенности не проявляю.

 

Михаил Михайлович Зощенко (1894-1958). Это человек, который по каким-то причинам не стал великим русским писателем. Мог бы стать, но так не получилось. И внешние обстоятельства помешали, и внутренних сил оказалось недостаточно.

Творчество Зощенки можно изучать не в одном классе, а в нескольких. У него есть произведения и для детей, и для взрослых. В старших классах я использовал тексты некоторых его рассказов для изложений – они хорошо подходят для этого.

Удивительное наблюдение делал я в разные годы своего преподавания в школах простых и элитарных: Зощенку не любят или не понимают ученики, склонные к хулиганским поступкам и просто придурки. Старшеклассницы лёгкого поведения также бывали им недовольны.

Слыхивал я от них примерно такие оценки:

– Какой-то он некультурный!

– Что вы нам такое читаете нам, Владимир Юрьевич? Откуда вы взяли такого дебила?

Когда обвинения в хулиганской манере литературного творчества исходят от школьного хулигана, изумлённого услышанным и растерявшегося, то это чего-то стоит.

Кстати, один подобный случай у меня был и с Антоном Семёновичем Макаренкой. Я читал из него какой-то отрывок детям в школе «Альбатрос». И на меня поступила жалоба: этот учителишка читает нашим элитарным детям какого-то придурка. Заместитель директора вызвал меня к себе и попёр:

– Вы, Владимир Юрьевич, какого там ещё блатнягу откопали из мусора и читаете нашим детям? Родители жалуются!

Я сказал, что это был Макаренко.

Он сразу прикусил язык и сказал усталым голосом:

– Вот видите, Владимир Юрьевич, какие у нас бывают родители!

 

Михаил Афанасьевич Булгаков (1891-1940). Я бы оставил для изучения в школе только роман «Белая гвардия». В крайнем случае, ввёл бы в программу ещё какие-то его мелкие рассказы и фельетоны, но это для классов помладше.

Роман «Мастер и Маргарита» – это, от чего я был в телячьем восторге многие годы, но потом вдруг пелена спала, и я в ужасе отшатнулся от этого произведения. Мне стыдно за себя, и я говорю: его нельзя давать детям для изучения в школе. Пусть подрастут и, если захотят и смогут, то читают этот роман самостоятельно.

Особо предостерегаю от использования, в качестве вспомогательного материала по Булгакову, работ Мариэтты Чудаковой. Это совершенно удивительный тип русофоба! Долгое время она прикидывалась утончённым знатоком русской культуры и Булгакова в том числе, но, когда начались события на Украине, она, удивительным образом, раскрылась: она одобряет действия укрофашистов, ей не нравится памятник «Родина-мать» в Волгограде, и много чего другого выплеснулось из неё. Ни единому слову этой женщины верить нельзя.

 

Писатель-фантаст Александр Романович Беляев (1884-1942). Что-то из его наследия нужно непременно ввести в школьную программу, но это для классов помладше. Наиболее достойными внимания мне представляются его романы «Человек-амфибия» и «Ариэль».

 

Георгий Николаевич Владимов (1931-2003) – это тот русский писатель, на кого следует возложить ответственность за описание Великой Отечественной войны для новых поколений. Роман Владимова «Генерал и его армия» должен быть выведен из списков для внеклассного чтения и переведён в обязательную школьную программу.

Я бы исключил Константина Симонова и Юрия Бондарева из числа тех, кто бы мог справиться с этою же задачею. Это же касается и романа Александра Фадеева «Молодая гвардия».

 

Споры по поводу Александра Исаевича Солженицына (1918-2008) я бы разрешил очень просто. В школе есть предмет под названием РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА. Это такая наука, которая должна изучать лишь художественные произведения, а не публицистику и философские трактаты. Из всего чисто художественного – ценность у Солженицына имеют только несколько произведений: романы «В круге первом» и «Раковый корпус», а также несколько рассказов: «Один день Ивана Денисовича», «Матрёнин двор», что-то ещё.

«Архипелаг ГУЛАГ» – произведение прекрасное и величественное, но оно не художественное и потому отметается! Книга «Двести лет вместе» – это вообще самое ценное из того, что сделал за всю свою жизнь Солженицын. Если бы он не написал вообще ничего, кроме книги «Двести лет вместе», я бы и тогда сказал, что это великий человек. Но «Двести лет вместе» – не есть художественное литературное произведение, и поэтому это произведение нельзя изучать на уроках литературы, хотя упомянуть о его существовании – конечно же, стоило бы.

По поводу нескончаемой ругани в адрес Солженицына: она мне отвратительна. Но поругать Солженицына могу и я – правда, совсем за другое.

Его ошибкою было то, что он часто лез в те дела, куда писателю лезть нельзя. Надо делать что-то одно: быть политиком, быть философом или быть художником слова, а ему хотелось и там высказаться, и там…

Приведу два примера безответственности Солженицына:

Он призывал Ельцина отдать Курильские острова японцам – дескать, это не наше, а мы – держава континентальная. Это означает, что он не понимал вообще ничего: Япония наш враг, а отдать эти острова врагу означало бы лишиться выхода в Тихий океан в случае войны. Наша военно-морская база в Петропавловске-Камчатском оказалась бы отрезанною от континента – в смысле сообщения с нею по воде. В случае военных действий нам пришлось бы поддерживать этот город только по воздуху. Человек с государственным мышлением обязан понимать такие простые мысли, а не философствовать на темы высшей справедливости и высшего предназначения России. То, что Курилы хотели отдать Козырев и Шеварднадзе – это понятно, ибо это фанатичные враги России и агенты западных спецслужб; то, что хотел отдать Ельцин, тоже понятно: человек много пил и плохо понимал происходящее… Но русский писатель – разве имеет право на такие суждения? Если бы во времена Второй Мировой войны Алексей Толстой посоветовал бы Сталину из соображений Высшей Справедливости что-то из наших земель подарить Гитлеру, то что бы мы сейчас думали об этом писателе? А ведь Япония – это и по сей день безоговорочный враг России!

Другое безумие: Солженицын выразил сомнение в том, что Александр Невский правильно поступил, отвергнув помощь Запада в деле избавления Русских земель от нашествия татаро-монгол. Но как же можно не понимать таких простых вещей! Александр Невский ещё тогда осознал, что католики для нас намного страшнее этих азиатских полчищ! Солженицын же в наше просвещённое время не понимал таких простых вещей. Стыдно!

Поругать Солженицына очень даже нужно (ведь и Льва Толстого тоже можно поругать!), но и воздать должное ему тоже нужно.

 

Если брать Владимира Владимировича Набокова (1899-1977), то только его роман «Приглашение на казнь». Но брать или не брать – тут я особой уверенности не проявляю. Набоков был человеком тяжёлым и, по-моему, не вполне порядочным…

 

Несколько произведений Василия Макаровича Шукшина (1929-1974) и Валентина Григорьевича Распутина (1937-2013), которые можно разместить по разным ступеням обучения – от самого последнего класса до более младших – это то, чем должен закончиться весь курс русской литературы 20-го века. Притягивать за уши каких-то других писателей из числа знаменитых – глупо.

Выскажусь весьма решительно по поводу нескольких из них:

 

Максим Горький – матёрый русофоб и откровенно слабый писатель. На должность великого он был назначен не волеизъявлением народа, а по приказу свыше. Ему нет никакого прощения за то зло, которое он причинил России, Русскому народу и русской культуре.

Борис Пастернак – невообразимо слабый прозаик и поэт. Хотя переводчик он был неплохой. Ему нет и не может быть места в школьной программе.

Александр Фадеев – талантливый писатель, загубивший свой талант. Включать в программу не стоит ни в каком виде.

Константин Федин – примерно всё то же самое.

Варлам Шаламов – писатель-некрофил, закончивший свою жизнь в сумасшедшем доме. Главное преступление Шаламова – это его проповедь безоговорочного поражения и фактический призыв к смерти. Он всё видел лишь в чёрных красках и ни в каких больше. Ему нет и не может быть за это никакого прощения!

Леонид Габышев – обвинения те же, но в смысле человечности, конечно, нет никакого сравнения с Шаламовым. Габышев настоящий писатель, но его «Одлян» – это ужас, о котором нашей молодёжи лучше не знать.

Ахто Леви – русскоязычный писатель эстонского происхождения. Личность выдающаяся и писатель талантливейший. Но и его не надо включать ни в какие списки – ни для обязательной программы, ни для внеклассного чтения. Молодёжь может понять его неправильно, а почитать его можно (а пожалуй, что и нужно!) попозже, уже за пределами школьного возраста.

 

 

Глава пятьдесят седьмая. Зарубежная литература в школе

В самом начале девяностых годов, когда я уже работал в системе платных школ и вышел из системы школ государственных, был у меня такой случай.

Один влиятельный человек направил ко мне учительницу русского языка и литературы, которая работала в государственных школах, но мечтала перебраться в ту систему, где был я. Я не знаю, в какую именно частную школу она хотела просочиться, но точно знаю, что для этого попадания ей нужно было представить такую необыкновенную программу обучения детей русскому языку и литературе, чтобы эта программа произвела сильное впечатление. Чтобы аж прошибла до глубины души! И чтобы её за эту программу – как за ценную научную разработку! – взяли бы на новую работу. Но того человека, которому она показала свою программу преподавания литературы, что-то смутило, и он сказал ей примерно так: мол, есть такой Полуботко, вот иди к нему, покажи ему эту свою программу, а я его потом сам спрошу, что он думает о ней.

Ну, и она пришла ко мне и дала мне эту свою программу по литературе для последующего прочтения оной.

Я прочёл. И обнаружил там в приблизительном и немного (чуть-чуть) шутовском пересказе следующее:

 

5-й класс. Ваганты, голиарды, трубадуры, «Песнь о Роланде»…

6-й класс. Шекспир, Сервантес, Лопе де Вега…

7-й класс. Мольер, Генри Филдинг, Тобиас Смоллетт…

8-й класс. Аббат Прево, Дени Дидро, Лессинг, Шиллер…

9-й класс. Фенимор Купер, Гёте, Гюго, Стендаль…

10-й класс. Вальтер Скотт, Теодор Фонтане, Доде, Мопассан…

11-й класс. Ромен Роллан, Томас Манн, Джойс, Голдинг…

 

На самом деле, там всё было намного серьёзнее: и список пограндиознее того, что я сейчас показал, и научная аргументация там была ого-го какая, и формулировочки всякие – умные и с большим количеством иностранных слов. Прочёл я эту галиматью и загрустил. Баба отнюдь не деревенского происхождения, а как раз-таки очень даже городского, с восхитительно пышными чёрными волосами и выразительными в своей интеллектуальности чёрными глазами, и я не могу представить её себе в виде доярки, свинарки или кухарки. Но – дура-дурой. Так я и сказал тому человеку, когда он спросил меня насчёт программы: у этой твоей красотки что-то не в порядке с мозгами, ибо то, что она там у себя расписала на многих страницах – это бред сумасшедшего. Он поверил мне на слово и отказал ей в покровительстве.

Впрочем, это я так просто вспомнил: случай ужасающе глупый, но показательный. Многие и сейчас пытаются повторить интеллектуальный подвиг той дамы, но только стараются делать это не в таких комических формах, а чуточку понежнее.

 

Исходить нужно из следующих нравственных установок:

– Сохранение России, Русского народа и тех дружественных ему народов, которые вступили с ним в имперский союз – это высшая цель всех граждан России, всех её руководителей, а также и всех тех, кто имеет то или иное отношение к народному образованию.

– Народное образование в России обязано, прежде всего, служить сохранению Русского государства, а не его разрушению.

– У нашего народного образования нет задачи способствовать укреплению враждебных нам народов и государств, и в особенности – за счёт Русского народа!

– Русофобия – тягчайшее преступление из всех возможных!

Вот и всё. Или я сказал что-то не то? У нас есть дела поважнее России и её государствообразующего народа? Мы должны за счёт Русского народа и других дружественных ему народов заботиться о процветании наших врагов – работать на укрепление их авторитета, благосостояния или даже военной мощи? Отдавать им свои территории? Добровольно перейти к ним в услужение или даже в рабство?

 

И лишь теперь после такого громогласного вступления я перехожу к проблеме преподавания зарубежной литературы в российской школе.

Для начала давайте выясним, что означает термин ЗАРУБЕЖНАЯ ЛИТЕРАТУРА?

Может быть, это такая литература, которая находится за рубежами нашей страны? Ну, например, китайская, индонезийская, бирманская, индийская, непальская, афганская, персидская, арабская, турецкая, африканская, закавказская, среднеазиатская, европейская и американская?

Давайте не будем лицемерить: художественная литература на всём Земном шаре есть лишь у народов индоевропейского происхождения, принадлежащих к Греко-Римской цивилизации. Но даже и в недрах этого обособленного мира высокоразвитая художественная литература есть не у всех народов, а только у нескольких. А именно:

– У Русского народа,

– у англосаксов,

– у немцев и голландцев,

– у французов, итальянцев, испанцев и романоязычных народов обеих Америк,

– у некоторых скандинавов,

– у некоторых славян.

За пределами этого списка находится дилогия Гомера, с которой и началась вся художественная литература на нашей планете; древнегреческая, которая является продолжением гомеровских традиций, и – древнеримская.

Никаких других литератур на свете больше нет. Лишь эти! А если что-то и есть, то эти литературы нам непонятны и не интересны.

 

А вопрос стоит так: преподавание зарубежной литературы в российской школе – каким оно должно быть?

Не надо общих фраз о том, что существуют общечеловеческие ценности, единая Мировая культура и что-то такое ещё. Это всё – не более, чем пустая болтовня. Давайте обратимся к фактам.

Какие народы Европы воевали против России во Вторую Мировую войну?

Легче ответить на вопрос, какие НЕ воевали? И если задавать вопрос так, то я отвечу: не воевали сербы и греки. Все остальные были против нас!

Мощная промышленность Чехии поставляла Германии оружие; словаки воевали против нас, хорваты – против нас, болгары были против нас, а поляки – это как раз те, которые и развязали Вторую Мировую войну! Албанцы были против нас, румыны – против нас, венгры – против нас… На стороне Гитлера воевали фламандские дивизии, норвежские, датские… На стороне Гитлера были французы, испанцы, итальянцы.

Но, может быть, за нас были англосаксы, и они-то как раз и есть наши друзья? Формально, да. Но вспомним: эти подлецы до последнего момента выгадывали, на чью бы сторону перейти, и лишь после наших решающих побед в Сталинграде и других неприятных для немцев местах, они взяли нашу сторону. Сразу после окончания войны они сейчас же заявили о себе как о наших непримиримых врагах и развязали Холодную войну. То, что они залили весь мир кровью – это для нас не самое важное. Самое важное то, что они считают нас своими главными врагами и хотят нас уничтожить – вот только об этом и надо говорить!

Страшнее и отвратительнее англосаксов нет никого на свете. Эта цивилизация поставила вопрос так: или англосаксы, или Россия, но вместе нам на Земном шаре не жить. Это их постановка вопроса, а не наша.

А теперь вспомним Первую Мировую войну… А лучше всего вспомнить бы Крымскую войну, когда против нас была вся Европа в полном составе. А ведь ещё были и другие события до Крымской войны: например, война со шведами или польская интервенция.

И теперь в свете недавних событий мы видим: Европа усиленно завозит к себе негров и арабов, поощряет исламизацию и усиленно внедряет гомосексуализацию, наркотизацию и все остальные виды разврата.

И в самом скором времени она должна со всею неизбежностью погибнуть. Потому что Европа, населённая пришельцами, поменявшая свою веру и свою культуру, это уже будет не та Европа, которую мы всегда знали.

И теперь ещё раз вспомним о зарубежной литературе, которая, на самом деле, просто-напросто европейская и никакая больше. Какова её роль в предстоящей гибели Европы?

Это та самая литература, которая подготавливала европейцев к нынешним событиям. Она готовила их к тому, что им было предназначено: погибнуть от постоянного лицемерия, обжорства, наркотиков, разврата и расового смешения.

И наши дети должны эту литературу проходить в школе?

Они нас ненавидят и презирают, а мы должны изучать то, что они там, у себя, насочиняли?

И зачем, спрашивается? Чтобы пойти по их стопам, стать такими же мразями и недоумками и точно так же погибнуть?

 

Все возражения знаю наперёд.

Ну да: надо выделять здоровое и нравственное – то, что соответствует интересам России, а не противоречит им. И тщательно отобранное всё-таки изучать в наших школах.

Я согласен. Именно так и нужно поступить. И что это будет?

 

Что-то из античного наследия: Гомер, мифология греков и, возможно, римлян, какое-то знакомство с древнегреческими и древнеримскими драматургами, поэтами. Тут никаких сомнений быть не может, и я двумя руками – за!

Но теперь у нас на очереди европейская литература Средневековья и Возрождения… И мне надо бы сейчас перечислять названия нужных произведений и имена нужных авторов, как та полоумная дама – так ведь?

Однако давайте вспомним: а что из этих же самых эпох мы предлагаем российскому школьнику в рамках преподавания русской литературы? Перечисляем:

– «Слово о полку Игореве» – раз;

– какие-нибудь русские народные сказки – два…

– И я в этой своей книге предложил (но этого пока ещё никто не одобрил) взять для изучения «Повесть о Савве Грудцыне» и «Повесть о Фроле Скобееве» – три.

Считаю, что в рамках западноевропейских Средневековья и Возрождения мы должны дать российскому школьнику ни в коем случае не больше того, что мы ему дадим по курсу русской литературы для этих же эпох.

Если мы начнём вспоминать о Данте, Рабле, Шекспире, Сервантесе, Свифте, Даниэле Дефо и других известных писателях Запада, то мы уйдём в дебри, из которых не сможем выбраться.

Дети с задатками гениальности – пусть читают всё, что хотят. Или дети, у которых родители имеют особые познания в западной литературе, пусть эти дети получают от своих родителей любые знания. Но на государственном уровне избыток западной литературы в школьной программе не нужен.

Никаких полных списков того, что я считаю правильным, я составлять не собираюсь. Но приведу примеры замечательных западноевропейских писателей, которые не хотели, чтобы Западная Европа и Северная Америка пришли к тем постыдным итогам, какие мы наблюдаем сейчас.

Все ужасы 20-го и 21-го веков предсказывал Гофман – в шутливой или в сказочной форме. Например, у него есть такая сказочная пьеса «Принцесса Бландина», в которой рассказывается о том, как страшные полчища негров напали на маленькое государство, населённое белыми людьми – глупыми и беспомощными! Один отважный белый юноша проникает в стан негров и убивает их царя Килиана, после чего все негры в комическом ужасе убегают. Гениальное произведение литературы! Смешное, доброе, волшебное. Кстати, «Капитанская дочка» написана Пушкиным под впечатлением именно от этой сказки.

Роман Германа Мелвилла (1819-1891) «Моби Дик» – это то, чего дети осилить не смогут. Вещь невероятная в своей фундаментальности, но она написана необыкновенно тяжеловесно. Тем не менее, детям можно было бы показать в каких-то коротких отрывках суть этого романа, в котором в аллегорической форме рассказывается о судьбе и гибели Соединённых Штатов Америки.

Или взять «Машину времени» Герберта Уэллса (1866-1946). Или его же роман «Спящий пробуждается». Это о том, что ждёт человечество и Европу.

Чех Карел Чапек (1890-1938) за его роман «Война с саламандрами» должен быть причислен к лику величайших писателей Греко-Римской цивилизации! Это потрясающее предупреждение всем европейцам о том, что их может ожидать, если они не откажутся от своей истерической толерантности.

Вот такие произведения можно и нужно ввести в школьную программу.

 

Приведу пример удивительного несоответствия между менталитетом западным и менталитетом русским.

«Остров сокровищ» Роберта Льюиса Стивенсона (1850-1894). Блистательное произведение! Единственное в своём роде! Произведение, которое разлетелось по всему Земному шару так, как мало какое другое. Это не «Гарри Поттер», а настоящая Высокая литература.

Но вот какие удивительные вещи мы можем здесь заметить, если посмотрим на сюжет этого произведения через призму русского менталитета:

Некие люди едут за сокровищами на некий таинственный остров. Преодолевая необыкновенные трудности, они добывают эти сокровища, и вроде бы, Добро одерживает победу над Злом… Но!

Зло – это пираты. А где здесь Добро?

А его-то и нету!

Мне возразят:

– Ну как же! Ведь это те самые люди, которые поплыли за сокровищами!

А я спрошу:

– А в чём заключается их доброта? Им эти деньги были нужны для чего – для национально-освободительной борьбы ирландского народа от англосаксонского изуверства, для помощи бедным, для лечения больных, для научного проекта, на благо искусства?

И я сам же отвечу:

– Эти деньги им нужны были просто так. Чтобы хорошо пожить. Между прочим, это деньги награбленные, кровавые. За них кто-то погиб, да и сами пираты рисковали жизнью. Но новым владельцам не стыдно просто так взять эти деньги.

«Остров сокровищ» – это та самая «история успеха», о которой говорил Медведев. Достижение цели было поручено не очень эффективным мэнеджерам, а отсюда и все приключения. Если бы мэнеджеры были эффективными, то эти люди, считавшие себя хорошими, просто бы приплыли на тот остров и спокойно бы завладели сокровищами.

У русского человека – всё не так: сначала духовное, а потом материальное. Сначала нужна великая общественно значимая цель, ради достижения которой стоило бы отправляться за этими деньгами, а уже потом бы эти самые русские люди отправились бы в путь.

 

Другой пример: американский мультфильм «Полярный экспресс» (2004). Грандиозный и знаменитый! Создание этой мультяшки обошлось в 165 миллионов долларов, но сборы получились вдвое бóльшими, ибо успех фильма был оглушительным.

Коротко расскажу о том, что там было. И опять – глядючи через ту же самую призму.

Мальчик садится в канун Рождества в волшебный поезд и куда-то долго-долго-долго едет. В пути с ним происходят какие-то приключения, но, в конце концов, он приезжает на место. А это такое место, где выдают рождественские подарки – и ему, и всем остальным детям. Дети жаждут получить эти подарки, потому что подарки – это для них – высшая нравственная ценность, некая святыня. Они получают их, и всё хорошо.

Создатели фильма были очень точны в изображении всевозможных деталей: правдиво показан старинный паровоз марки «Pere Marquette 225», стук колёс воспроизведён именно от этого паровоза, и свисток – от него же! То и дело мелькают заботливо размещённые по всему фильму негры, потому что без показа негров американский фильм не пройдёт цензуры и не выйдет в свет. И только одну-единственную вещь в этом грандиозном коммерческом проекте забыли упомянуть!

И что же это за вещь?

Эта вещь называется РОЖДЕСТВО ХРИСТОВО. То есть праздник в честь того, что когда-то родился Иисус Христос. Про него и про его учение не вспомнили ни разу. Речь шла только и только о подарках!

Вот это и есть менталитет англосакса и любого другого западного человека: единственная святыня, которой поклоняются эти существа, это деньги и материальный достаток.

Два праздника существуют у христиан: Рождество и Пасха. У православных главным праздником считается Пасха, а у католиков и протестантов – Рождество.

И что из этого следует?

Для западного человека важен сам факт Рождения Иисуса Христа.

А для человека православного – и русского в том числе! – важно не это, а важно то, что Иисус Христос воскрес, вознёсся и, стало быть, может считаться божеством.

Для них важна материальная сторона (факт Рождения), для нас – божественная и духовная.

Потому и литературы у нас такие разные.

Потому они нас и ненавидят.

Потому нам и не сойтись никогда. Мы слишком сильно отличаемся друг от друга.

 

В литературе народов Западной Европы и Северной Америки могут быть интересные факты и сюжеты. Особой духовности там искать не следует, и впитывать в себя в слишком больших количествах эту литературу не нужно.

В своё время Куприн очень насмешливо отозвался о произведениях Артура-Конан Дойля, посвящённых Шерлоку Холмсу. Он сказал примерно так: достаточно прочесть три рассказа, и дальше уже всё ясно.

И это так и есть. Красивая сюжетная схема – вот как в «Острове сокровищ» – это и есть сильная сторона западной литературы. Мы, русские, не большие мастера по таким схемам! Но так, чтобы поверх этой схемы накладывалась бы ещё и высокая духовность, такое в западной литературе встречается исключительно редко.

 

 

Глава пятьдесят восьмая. Внеклассное чтение: личный опыт и теоретические размышления с привкусом взрослого занудства

Что такое внеклассное чтение? У меня были сомнения: а правильно ли я понимаю, что это такое? Дай-ка, думаю, гляну в Интернет – что там пишут по этому поводу умные люди. Читаю:

Это самостоятельное, педагогически организованное чтение учащимися художественной, научно-популярной и другой литературы.

Эка невидаль… Так я ж это самое и думал! Стало быть, я всегда правильно понимал, что это такое. И мои родители тоже.

Моим чтением руководил в основном отец. Ну, не так, чтобы уж очень и руководил, но каким-то образом направлял ход моих мыслей. Однажды, когда я был во втором классе, он увидел, что я читаю какую-то детскую книжку про трудовые подвиги советских тружеников. Он посмотрел на мою книжку и с невыразимым презрением сказал мне:

– И ты такое читаешь?

И ничего больше! Если бы я стал всё-таки читать её дальше, то он бы и не возражал. Но вот этого его презрения для меня хватило на всю жизнь. Я бросил ту книжку и никогда уже не читал больше советских книг для детей. Аркадия Гайдара никогда не читал, «Незнайку на Луне» не читал и даже не знаю, о чём там написано. Из советских книг я мог читать что-то про войну, но только взрослое, а не для детей: например, мемуары вице-адмирала Щедрина «На борту С-56» – про советскую подводную лодку, которая в годы войны успешно топила немецкие корабли; «Цусиму» Новикова-Прибоя я прочёл в шестом классе, и эта книга отпечаталась у меня в сознании на всю оставшуюся жизнь, как одна из самых важных книг. Читал я и вполне советскую книгу Дмитрия Афанасьевича Лухманова «Солёный ветер» – это про судьбу моряка.

Я помню, как девочка из нашего класса увидела как-то раз, что я что-то читаю и спросила меня, а что это за книга:

– Это у тебя «Кортик», да?

А я немного обиделся на неё, потому что знал откуда-то, что «Кортик» – это какая-то советская идеологическая книга для детей, а читать такое – нельзя. Я сказал ей с гордостью:

– Ну что ты! Это у меня «Лоцман» Фенимора Купера.

И показал ей книгу. А та девочка-то как раз про Фенимора Купера ничего и не слыхала, и это имя было для неё пустым звуком. Взяла в руки книгу, посмотрела, полистала и вернула мне её в недоумении. А ведь эта девочка была не простая, это была круглая отличница из культурной семьи.

Мать тоже пыталась руководить моим чтением – покупала мне книги или приносила из библиотеки, но, странным образом, они мне почти все не нравились или просто были непонятны. Самая моя первая книга «Детство Никиты» Алексея Толстого – это был подарок от матери на мой день рождения. Вот как раз эта книга мне и понравилась, но книги отцовские я читал с гораздо бóльшим интересом. Отец лучше матери понимал, что нужно мальчику.

Однажды я попросил разрешения у отца посмотреть книги в его книжном шкафу, который всегда был заперт на ключ. Отец сказал, что разрешает, но прежде я должен буду помыть руки мылом, чтобы они были чистыми. Я помыл руки, прихожу к нему и говорю:

– Я помыл! Вот смотри!

Он тщательно осмотрел мои руки и сказал мне, что я помыл их плохо. И велел перемывать заново.

Я побежал перемывать, и потом снова показал ему руки. Он опять сказал, что они грязные. Я не знаю, считал ли он, сколько раз он заставлял меня мыть руки, но я считал. И запомнил: я мыл руки тогда семь раз. И лишь после седьмого раза он сказал, что руки у меня чистые и мне можно теперь трогать его книги. Он отпер для меня шкаф и разрешил осторожно вынимать и смотреть книги, но только те, что в первом ряду.

Отец отца и мой дед – Константин Спиридонович – жил от нас отдельно, и у него дома не было интересных книг, но он брал меня с собою в библиотеку имени Горького, чтобы я там мог выбрать для себя то, что мне понравится. Слово «библиотека» он произносил по старинке: БИБЛИÓТЕКА. Я всегда удивлялся такому его произношению, но потом выяснил, что, оказывается, и Пушкин говорил так же. Дед тогда жил в самом-самом центре Ростова, по адресу Социалистическая, 102, а библиотека находилась рядом, на улице Энгельса, сейчас это Большая Садовая. Я помню, как я пошёл туда с дедом в первый раз и дед сказал мне:

– Вова, читай хорошие книги, читай, пока это возможно! – и тут он многозначительно поднял указательный палец вверх и провозгласил: – И запомни, Вова: эти книги – последние, потом таких уже больше никогда не будет. Все хорошие книги большевики запретят, и останутся только книги про Ленина, про колхозы и про кукурузу.

Тут нужно многое пояснить современному читателю.

Сейчас уже непонятно, а тогда слово «кукуруза» было в народе чем-то вроде матерного ругательства. Это было зловещее слово. На плакатах кукуруза называлась КОРОЛЕВА ПОЛЕЙ, но переход к продовольственным неприятностям в народном самосознании отчётливо увязывался именно с этим растением. Слова «колхоз» и «колхозник», сколько я помню, всегда считались в народе отвратительными, и, когда уже после падения советской власти, я вычитал в Ветхом Завете про Колхозея, я испытал мистический ужас. Сам Ветхий Завет меня ужаснул, а тут ещё я выяснил, что там описан человек с таким именем.

Про большевиков тоже должен пояснить особо: дед, после того, как его заставили служить на красных и он в штабе Северокавказского военного округа занимал должность номер четыре, знал многих высокопоставленных большевиков. И всех презирал. Молча делал своё дело: финансы, снабжение и техника, но своё мнение о них имел очень чёткое. И донёс его до меня.

Дед водил меня в библиотеку имени Горького, но вот этого самого Горького как раз он считал плохим писателем и плохим человеком и не советовал мне читать его. Да я и не собирался! Нам его читали в школе, и он мне показался скучным и непонятным. В библиотеке я брал всё, что хотел и читал потом, безудержно читал… Это было безостановочное внеклассное чтение! Никогда я не брал ни единой такой книги, чтобы она имела отношение к советской власти. Это были либо произведения зарубежной литературы, либо русской классической, либо это было что-то современное, но про географические открытия, о природе, на исторические темы. По рекомендации деда, я взял однажды «Дон Кихота» Сервантеса – дед очень хвалил этот роман, но он мне страшно не понравился. Я так и не понял до сих пор, в чём смысл и прелесть этой книги.

Ну и потом в руководстве моим чтением инициативу перехватил мой отец. Он ходил в ту же самую библиотеку, брал меня с собою и, поскольку он там пользовался каким-то авторитетом (то и дело выступал на читательских конференциях), то он потом договорился с тамошними библиотекаршами, чтобы они пускали меня в библиотеку одного, с читательским билетом отца. И чтобы давали то, что я попрошу, а не только то, что стоит на полках в открытом доступе. И чтобы давали без ограничений – по количеству книг и по времени.

Вот так я и читал. И, я думаю, что не я один. Примерно таким же образом читали в моё время многие. Внеклассное чтение у таких детей многократно перекрывало то, что требовалось прочитывать по школьной программе. Чтение у таких детей получалось одним-единственным: внеклассным, и никакого другого у них больше  не было.

У меня была своя специфика: я тщательно избегал книг с советским идеологическим содержанием, а во всём остальном я был таким же запойным читателем, как и многие другие дети моего времени.

 

У меня выработалась примерно такая направленность в моём чтении: читать надобно всё то, что уводит от современной жизни. Я читал книги с морскими сюжетами так усердно, как будто задался целью стать моряком. Но и другие приключения тоже читал в огромном количестве: Вальтер Скотт, Дюма, Майн-Рид, Конан-Дойль и прочее.

И я всё записывал, и у меня эти записи сохранились.

У Жюля Верна я прочёл двадцать два произведения. Никакого другого писателя я в своей жизни не читал в таком количестве, как этого! Когда я повзрослел, то я называл его своим духовным отцом. Но сейчас вспоминаю всё то, что прочёл у него, и с изумлением думаю: «А что бы я позволил прочесть своему младшему сыну, когда он подрастёт?» И я думаю: «Я бы дал ему штуки три-четыре из его романов и ничего больше. Всё остальное мне теперь кажется слабым, глупым, безнадёжно устаревшим, наивным и абсурдным».

Я назову эти произведения Жюля Верна:

«Дети капитана Гранта» – возможно, это самая лучшая его вещь.

«Найдёныш с погибшей «Цинтии»». Роман написан в соавторстве с писателем Андре Лори. Это, видимо, самый захватывающий и самый приключенческий роман, и только ради этого его можно прочесть мальчику.

«Удивительные приключения дядюшки Антифера» – приключенческая белиберда, но прочесть можно.

«Вокруг света за восемьдесят дней». По-моему, книга утратила своё былое значение, и, если не прочесть её, то ничего страшного не будет.

Всё остальное – плохое и ненужное.

Роман «Путешествие к центру Земли» – ужасающая чепуха. Совершенно точно, что современному ребёнку это будет скучно. Разве только настроить его на то, что он сейчас прочтёт волшебную сказку.

Роман «Гектор Сервадак» считается самым фантастическим у Жюля Верна. На мой современный взгляд, это тупость, опасная для умственного развития ребёнка. Читать такое – нельзя! Когда я и мой шестилетний сын смотрели фильм «Гостья из будущего», там была такая сцена: мальчик пришёл на космодром и пожелал оттуда отправиться на планету Уран… А мой сын тотчас же удивился: «Как можно полететь на Уран – ведь это же газовая планета!» Современный мальчик в шестилетнем возрасте понял, что Кир Булычёв схалтурил: газовая планета сделана из газа, по ней нельзя ходить и на неё нельзя прилететь – ведь это же ясно! Мой сын знает уже, что в Солнечной системе четыре газовых планеты: Юпитер, Сатурн, Уран и Нептун. (Когда он подрастёт и прочтёт у Рэя Брэдбери, как папа-космонавт привозил сыну глину с Юпитера, он тоже очень удивится.) Мой сын знает, в каком порядке расположены все планеты. И как же он после этого смог бы читать то безумие, какое описал Жюль Верн в своём «Гекторе Сервадаке»? Даже детям слабоумным и психически больным нельзя давать эту книгу.

«С Земли на Луну» и «Вокруг Луны» – такой же бред сумасшедшего. Современный мальчик не будет читать такой чепухи, и эта писанина может быть интересна только литературоведам.

Всё остальное я так же отвергаю, в том числе и произведения, считающиеся знаменитыми: «Пятнадцатилетний капитан», где корабль проскакивает неизвестным способом из Тихого океана в Атлантический через пролив Дрейка, который считался тогда почти непреодолимым из-за вечных штормов; «Двадцать тысяч льё под водою» – у подводной лодки не может быть окон, и на каких батареях она работала? «Таинственный остров», «Плавучий остров» – всё плохо, всё имеет внутри себя какие-то внутренние подвохи.

К стыду своему, должен признаться, что не читал романа Жюля Верна «Зелёный луч». Я слышал о нём хорошие отзывы, но при советской власти достать этот роман было невозможно. Не сомневаюсь, что на него был наложен тайный запрет, ибо так просто такие вещи при советской власти не делались: тогда запрещались (полностью или частично) многие книги знаменитых писателей.

И всё же Жюль Верн для меня – это что-то такое, после чего-то остаётся в душе светлый след, это прекрасные детские открытия, это детский восторг. Почти всё написанное им устарело и нуждается в замене чем-то другим. Вот об этой замене и нужно теперь думать. У меня об этом писателе возникают совсем грустные мысли: устаревать может техника, а произведения настоящего искусства не могут устаревать. Стало быть, творчество Жюля Верна – это техническая литература, которая временно была полезна для детей, а теперь морально устарела. Обидно как-то.

Почти все произведения западных писателей, где есть приключения, фантастика и путешествия, – это такая же техническая литература, которая после использования устарела или устаревает. Это касается всей приключенческой литературы, созданной на Западе в 19-м или в 20-м веках. Этим Запад и отличается от России: там хорошо может быть только по части техники, а с духовностью там полный завал.

 

«Остров сокровищ» Стивенсона я бы обозначил так: гениальное художественное произведение с техническим привкусом! Дети должны читать его, и вот почему: англосаксы – это уходящий вариант Греко-Римской цивилизации. Лет через сто о былом существовании этого варианта будут напоминать лишь негры, живущие в Лондоне или в Нью-Йорке и говорящие на сильно упрощённом к тому времени английском языке. Белых и психически нормальных англичан не будет вовсе. Вымрут. И я вовсе не злорадствую по этому поводу, ибо я тоже белый человек, и мне обидно, когда Белая раса погибает и ничего нельзя сделать, чтобы предотвратить её то ли истребление, то ли самоуничтожение.

Роман Стивенсона «Остров сокровищ» – это одно из самых лучших проявлений уходящей (или уже ушедшей?) англосаксонской культуры. Да, это была техническая цивилизация, и художественная литература там была по большей части техническая, но в отдельных случаях происходил выход за очерченные границы, и получалось нечто близкое к прекрасному.

Покажу два отрывка из «Острова сокровищ» и дам свои пояснения:

 

То тут, то там я натыкался на змей. Одна из них сидела в расщелине камня. Она подняла голову и зашипела на меня, зашипела, как вертящаяся юла. А я и представления не имел, что это знаменитая гремучая змея, укус которой смертелен.

Наконец я вошёл в чащу деревьев, похожих на дубы. Впоследствии я узнал, что их называют вечнозелёными дубами. Они росли на песке, очень низкие, словно кусты терновника. Узловатые ветви их были причудливо изогнуты, листва густо переплетена, как соломенная крыша. Заросли их, становясь всё выше и гуще, спускались с песчаного откоса к широкому, поросшему тростником болоту, через которое протекала одна из впадающих в пролив речек. Пар поднимался над болотом, и очертания Подзорной Трубы дрожали в знойном тумане.

Вдруг зашуршал камыш. С кряканьем взлетела дикая утка, за нею другая, и скоро над болотом повисла огромная туча птиц, с криком круживших в воздухе. Я сразу догадался, что кто-нибудь из наших моряков идёт по болоту, и не ошибся. Вскоре я услышал отдалённый голос, который, приближаясь, становился всё громче.

Я страшно испугался, юркнул в ближайшую чащу вечнозелёных дубов и притаился, как мышь.

 

Это образец того, что я в шутку называю жюльвернингом. Технические описания природы и географических достопримечательностей, которые в целях назидательности делал Жюль Верн, и это то, за что его просто следует осудить; художник слова не имеет права грешить такими делами. Вот и здесь мы видим такие географические назидания: укус гремучей змеи – смертелен, вечнозелёные дубы… И всё же птицы, взлетающие над болотом, и таинственные голоса, которые приближаются к рассказчику, – это то, что завораживает. Душа мальчика, который будет читать такое, в этом месте непременно вспыхнет каким-то восторгом…

В этом отрывке чувствуется и вечный схематизм всей западной литературы, и одновременно делается попытка создать некий романтический образ прекрасного мира, в котором мы живём.

А вот другой отрывок из «Острова сокровищ»:

 

Было ещё очень рано. Я не запомню такого холодного утра. Холод пронизывал меня до костей. Небо было ясное, сияющее, верхушки деревьев розовели в лучах восходящего солнца, но внизу, где стоял Сильвер со своим спутником, всё ещё была густая тень. У их ног клубился белый туман — вот беда этого острова. Этот остров — сырое, малярийное, нездоровое место.

– Все по местам! – сказал капитан. – Держу пари, что они затевают какую-то хитрость. – Затем он крикнул разбойникам: – Кто идёт? Стой, или будем стрелять!

– Белый флаг! – крикнул Сильвер.

 

Это прекрасный текст! И любого мальчика он захватит так, что тот не сможет оторваться от такого чтения, и потом ещё долго будет грезить и этим туманом, клубящимся у ног, и этими пиратами, и отважными героями, которые противостоят им…

И вот что важно: у России есть острова, самые таинственные и экзотические на всём Земном шаре. Я убеждён, что там тайн больше, чем на острове Пасхи. Острова эти называются Курильскими. У меня на острове под названием Уруп прошло моё самое раннее детство, а поскольку я отчётливо помню себя с одного года и пяти месяцев, то и картины тамошней нашей жизни мне представляются и по сей день очень ярко. Помню, как я с матерью шёл через заснеженную долину и как мы там провалились в снег, который был выше головы матери; помню, как снегу выпадало столько, что он доходил до крыш наших домов; помню рыбалку в каком-то ущелье – я стою на берегу горного ручья, деревья с обоих берегов смыкаются над водою, а за ними видны какие-то отвесные скалы…

Тогда на этом острове располагалась целая дивизия, и все ждали нападения то ли Японии, то ли Америки. А сейчас на острове, вытянувшемся на 116 километров, людей нет, и он официально считается необитаемым. На соседнем Итурупе находится единственное в мире месторождение редчайшего металла рения, а на Урупе – водится золото, и тайные золотодобытчики там сейчас и промышляют, живя на острове незаконно и невидимо – как привидения. Вот они – пираты современности на острове сокровищ!

Между тем, на одной современной фотографии Урупа я видел скалистую сопку в форме четырёхугольной пирамиды. Сопка стоит у самого берега, и её края сильно размыты. Она сама образовалась или кто-то сделал её такою – с четырьмя сторонами?..

Между тем, здесь когда-то жили айны, зверски истреблённые потом японцами. А ведь айны – это один из самых таинственных народов на Земле! Эти люди – неизвестного происхождения, и чистокровные айны принадлежали к неизвестной расе…

Между тем, Тур Хейердал отмечал, что путь протополинезийцев, которые из Азии прошли сначала на тихоокеанское побережье Канады, а затем только двинулись на Гавайские острова и дальше, пролегал через Курильские острова, и там остались следы пребывания протополинезийцев…

Между тем, на Курильских островах до сих пор остались тайные подземные сооружения японцев, которые ещё предстоит изучить…

Никто ничего не изучает, а писатели ничего не пишут на эту тему. У нас никогда не было своего Жюля Верна и своего Роберта Льюиса Стивенсона, и никто у нас не написал приключенческих романов про таинственные Курильские острова!

Неужели прав был Солженицын, когда говорил, что мы континентальная нация, а вовсе не морская, а Курильские острова – это не наше и их надо отдать японцам?

 

Мне стыдно такое говорить, но своего, отечественного жюльвернинга со стивенсонингом у нас не было никогда! Нормально развивающемуся ребёнку этот пробел нужно непременно восполнять, и никакое прекрасное «Детство Никиты» Алексея Толстого не способно сделать это. Мальчик должен получить в детстве порцию приключенческой литературы. В крайнем случае, если он слишком близко примет её к сердцу и попытается сбежать из дома в кругосветное путешествие, как этот сделал мой отец, у которого детство прошло на Сахалине, в крайнем случае, такого мальчика можно и выпороть, как это сделал мой дедушка, когда милиция привела к нему моего маленького отца. Но даже и после этой порки нельзя запрещать мальчику читать такие книги.

 

Недостаток такой литературы мы всё время восполняли с помощью западных писателей. Но и западные литераторы с этою задачею полностью не справились. Хороших писателей, которые бы создавали добротные приключенческие произведения для детей и юношества, было очень мало.

В самом деле: кто хороший?

 

Назову лишь несколько имён: Жюль Верн, Стивенсон и Фенимор Купер – это писатели, которым иногда удавалось создать что-то стоящее. Все остальные – это халтурщики.

Дюма написал «Трёх мушкетёров», которые можно прочесть, но только без этих кошмарных продолжений; «Граф Монте-Кристо» это, возможно, тоже читаемая вещь, а что ещё? Ах, да: «Учитель фехтования»… Дюма был слишком многословен, как все они, и читать его всего – нет ни малейшего смысла.

Густав Эмар – чепуха. Луи Буссенар – чепуха.

Майн-Рида нужно просто вымести поганою метлою с наших книжных полок и, по крайней мере, не предлагать детям. У него много сцен, связанных с садизмом: то описывается живой человек, с которого сняли скальп; то рассказывается про мальчика, прятавшегося в трюме корабля и евшего там живых крыс… А всадник с отрезанною головою – это чистейший садизм. Зачем нужно было вводить в сюжет отрезание головы, если можно было обойтись без этого? Пропаганда расового смешения у Майн-Рида – это особая проблема. У этого человека не всё в порядке было с нравственностью!

Разбирая несколько лет тому назад свою огромную домашнюю библиотеку, я натолкнулся на собрание сочинений Майн-Рида. Выбрасывать в мусор книги в хорошем состоянии мне почему-то было совестно, и я отнёс их на нашу автобусную остановку, и там и оставил их на скамейке под навесом. Потом, через год, опять разбирал нашу библиотеку и нашёл другое собрание сочинений этого же Майн-Рида. Ещё раз отнёс на остановку. Собрание сочинений Вальтера Скотта я подарил своему другу, у меня и так осталось несколько разрозненных его книг, из которых лучшая, как я считаю, это «Эдинбургская темница», а остальное – так, чепуха для маленьких детей.

Конан-Дойля выбрасывать не стал, но, быть может, ещё выброшу. Стал как-то раз читать неизвестные мне прежде рассказы из серии о Шерлоке Холмсе и изумился: невообразимая глупость! Человек писал-писал, был знаменит и успешен, а вспомнить по-настоящему и нечего. Ни до каких вершин Конан-Дойль никогда не дотягивался. Герберту Уэллсу удавалось иногда дотянуться, а этому – нет.

 

Расставание с Западом – это то, к чему мы со всею неизбежностью должны прийти. Запад гибнет на глазах, и нам не нужно повторять его путь. В первую очередь нужно будет расставаться с англосаксами. Фанатизм здесь не уместен, и лучшие произведения западной литературы (в том числе и для детей) нужно будет всё-таки сохранить, но большую часть нужно будет беспощадно выбросить.

 

Подсказываю всё же несколько имён западных путешественников, с которыми русские и российские дети могли бы познакомиться без ущерба для своего нравственного здоровья:

 

Джошуа Слокам – американский моряк и путешественник. Он написал совершенно поразительную книгу о том, как он самым первым совершил путешествие вокруг света на маленьком парусном судёнышке. Называется «Один под парусами вокруг света». Замечательное произведение! Доброе, остроумное, интересное.

Джим Корбетт – англичанин, живший в Индии, охотник и путешественник. Читать нужно все произведения, какие только попадутся! Это совершенно необыкновенный писатель и столь же необыкновенный человек. Если бы все англосаксы были такими же людьми, как он, то это была бы великая, прекрасная и созидательная нация.

Аркадий Фидлер – польский путешественник. Так же можно читать всё, что можно будет найти, но я бы особо выделил книги «Канада, пахнущая смолой» и «Рыбы поют в Укаяли».

Тур Хейердал – знаменитый норвежский путешественник и исследователь. В рекомендациях не нуждается. Выделяю три его книги: «Путешествие на Кон-Тики», «Аку-Аку», «В поисках рая».

 

Под конец главы покажу небольшой и заведомо неполный список русских авторов, которые, по разным причинам, специализировались именно на путешествиях приключениях и фантастике:

 

Владимир Клавдиевич Арсеньев. По Уссурийскому краю. Дерсу Узала.

Дмитрий Афанасьевич Лухманов. Солёный ветер.

Александр Романович Беляев. Различные фантастические произведения, можно все.

Иван Антонович Ефремов – точно так же.

Александр Степанович Грин – точно так же.

Кир Булычёв – точно так же.

Сергей Сергеевич Писарев. Приключения Семёна Поташова.

Совершенно особо: Николай Сибиряков. Русский Робинзон. Книга вышла в 2005-м году – впервые с дореволюционных времён! Вещь просто из ряда вон выходящая, всем советую прочесть.

 

Я мог кого-то не назвать из авторов малоизвестных – по той причине, что или сам о них не знаю или просто забыл. Но если я не назвал кого-то из отечественных знаменитостей, набивших руку на фантастике, то это неспроста. Я плохого мнения об этих писателях, но не хочу здесь развивать тему моего презрения к ним.

 

 

Глава пятьдесят девятая. Особенности индивидуального восприятия

Моё самое любимое литературное произведение – это дилогия Гомера «Илиада» и «Одиссея». В этой дилогии меня потрясают обе части, но вторая половина как-то особенно будоражит: «Одиссею» я перечитывал не менее двадцати раз, и она живёт во мне как некий музыкальный фон, на котором проходит вся моя жизнь. Но так уж получилось, к сожалению, что я в своём детстве не читал двух этих произведений! Плутарха читал, Тита Ливия читал, а вот Гомера – не читал!

Моему младшему сыну сейчас шесть лет, и мне бы хотелось, чтобы в его детстве Гомер всё-таки присутствовал. И я стал читать ему оба произведения в отрывках, стал пересказывать разные эпизоды из дилогии, а кроме того, подключил сюда и киноискусство: художественные фильмы с артистами и мультики с карикатурными картинками. Фильм «Странствия Одиссея» с Керком Дугласом – это самое лучшее, что я знаю. В фильме бездна недостатков, но он всё же даёт какие-то представления о том, что хотел высказать Гомер. Фильм Михалкова-Кончаловского – это пошлость, похабщина, безвкусица и безобразие. Я не представляю, до какой степени нужно было ненавидеть и презирать Гомера со всеми остальными древними греками, чтобы создать такой отвратительный фильм! Но я и этот фильм показывал сыну – просто делал необходимые пояснения: на самом деле у Гомера было всё не так, все люди и боги, кроме Посейдона, у Гомера описаны как блондины, а не как брюнеты; такой архитектуры быть, на самом деле, не могло; такая-то сцена здесь пропущена, а такая-то упрощена… Ну и так далее. Сын совершенно нормально относится к таким моим пояснениям и смотрит не столько конкретные фильмы, сколько некий подсобный материал, который помогает ему понять и постичь замысел великого Гомера. То же самое касается и мультиков, посвящённых Гомеру – одни получше, другие похуже…

Я считаю, что Гомер – это то, с чем человек должен жить всю свою жизнь. Не всякий человек, а человек Белой расы, индоевропеец, принадлежащий к Греко-Римской цивилизации и в том числе – и к Русскому миру. Все остальные – пусть как хотят.

Кому Гомер, а кому Гарри Поттер.

Сыну я говорю так:

– Когда ты станешь дедушкой, ты должен будешь читать Гомера своим внукам и приучать их к мысли, что это величайший писатель, какой только жил на нашей планете.

Сын не возражает, ему всё интересно, но потихонечку у него складываются свои собственные мнения о том, что происходит в гомеровских сюжетах.

Спросил он меня как-то раз о том, куда подевались все греческие боги? Если они бессмертны, значит, они и сейчас живут?

Я ответил:

– Да, живут.

А сын спрашивает:

– Ну и где они?

Я отвечаю, что они все живут на своём Олимпе, но мы их не видим. А он опять пристаёт:

– А они нас видят?

Вот же пристал! Да я откуда знаю? Но ответить надо, а иначе какой же я отец. Отвечаю:

– Видят, но помалкивают.

 

Часто дети понимают то самое, что хотел сказать автор, а учитель оказывает им помощь в этом деле. Но гораздо чаще встречается непонимание прочитанного, смысл коего непонимания заключается в одной весьма простой мысли: а зачем мне это нужно?

Как преодолеть равнодушие или тупость детей при попытке обучить их правильному пониманию литературного произведения?

Моё мнение: никак! Не можешь или не хочешь понимать – да и чёрт с тобою. В конце концов, люди не все одинаковы и делятся по качеству: кто-то должен быть умным, а кто-то – дураком.

Я помню, один мальчик в простой школе заявил мне на уроке, что не видит ничего хорошего в Лермонтове. Я стал добросовестно объяснять ему, кто такой Лермонтов, почему это так важно знать и понимать его творчество, но он и слышать ничего не хотел. При этом он ссылался на мнение другой учительницы этой же школы, которая приучила детей к этой мысли: Лермонтов плох и глуп. Несколько других мальчиков этого же класса подтвердили это. Мне они говорили примерно так:

– Вы что же – осмелитесь возражать такой уважаемой учительнице? Она что же – ничего не понимала, когда говорила нам это, а вы понимаете?

Это была чистая провокация! Мальчик мне не нравился одним только своим лицом. У него было неприятное лицо… Он был успешным спортсменом, и пользовался большим авторитетом у других мальчиков, да и школьное начальство относилось к нему хорошо, потому что он всё время занимал какие-то первые места на каких-то городских соревнованиях, и даже сам мэр города (тогда это был Чернышёв) лично награждал его и хвалил.

Ну и что мне было делать? Спасать авторитет глупой учительницы? Или наоборот выступить с осуждением её умственных и нравственных качеств? Я уклонился от обеих крайностей и поставил дело так:

– Не хотите учить, понимать и уважать Лермонтова – дело ваше. И мне на вас наплевать.

Вот прямо так и сказал!

 

Расскажу о случае, когда виноват был я. Это было в частной школе, и там я в одиннадцатом классе проходил, согласно своей собственной программе, роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». Сейчас-то я понимаю, что это произведение нельзя включать в школьную программу по целому ряду весьма важных причин. А тогда не понимал: сам себе казался ужасно умным и прогрессивным, с умным видом разъяснял детям какие-то глубокие идеи, якобы сопутствующие этому роману, копался в символике, в деталях сюжета. Моё нынешнее мнение: роман художественно слабый, сюжет – вымученный и надуманный, а сам Булгаков взял большой грех на душу, написав такое.

А дети в том классе очень уважали меня, принимали близко к сердцу все мои мнения и усердно читали этот роман.

Между тем, были несогласные. Девочка Наташа, которая училась у меня на круглые пятёрки и к которой я всегда хорошо относился, зачем-то сделала на меня донос и подбила другую девочку, которая училась всегда очень слабо, на нехороший поступок. Вот эта вторая девочка и привела ко мне однажды в класс своего отчима. Тот пришёл ко мне и предъявил визитную карточку: генеральный директор совместного российско-американского предприятия примерно с таким названием:

«ЗОЛОТО И ДРАГОЦЕННЫЕ КАМНИ».

Мол, знай наших и трепещи! На нём самом было много золота и драгоценных камней (перстни на пальцах и большой золотой крест на толстенной золотой цепи), и первое, что он сделал, это попёр на меня: по какому праву вы тут у себя в школе изучаете каких-то плохих писателей? Кто, мол, позволил?

Я посмотрел на них двоих и вот что увидел: глупенькая, но, впрочем, безобидная девочка, которой науки даются с большим трудом, но которая старается изо всех сил, и солидный мужчина, преисполненный собственного достоинства и негодования. И мне стало смешно.

Ну, что я должен был делать в таком случае? Бороться за что-то? Доказывать что-то? Зачем?

Я тогда ещё не понимал, что роман Булгакова – это не то, ради чего стоит ломать копья; мне казалось, что роман хороший, но и того, что я тогда понимал, мне хватило для разумного поведения.

У меня, на такой случай, лежала рядышком, на учительском столике, папочка, а в ней была моя авторская программочка. Я самым почтительным образом развязал тесёмочки, достал программочку и предъявил документик недовольному гражданину. Тот глянул на печати и подписи и заледенел – они были ого-го какими значительными! Сразу смутился, смягчился и стал говорить:

– Гм, вот оно как! Я, конечно, отношусь со всем уважением… Но, нельзя же!.. Войдите в моё положение: девочка плачет и совсем ничего не понимает. Поверите ли, читала-читала этот ваш роман «Мастер и Маргарита» и так и не разобралась в нём.

А девочка стояла тут же, робко опустивши глазки. Я стал утешать и девочку, и её отчима (девочка была русская, а отчим армянин) и зачем-то стал спрашивать её, как она поняла этот роман. Спрашиваю: а кто там был, по твоему мнению, положительным героем?

Она стала перечислять тех, кого она считала хорошими людьми: Берлиоз, Иван Бездомный, Понтий Пилат и ещё этот – как его? Ну, забыла, как там его зовут! Ну, этот – пленный! Вот он тоже был хорошим.

А я даже и не понял сразу, какой там был пленный, но когда до меня дошло, я, конечно, ужаснулся. Она даже не поняла, что речь в романе идёт об Иисусе Христе! Я-то рассказывал об этом на уроках, но она это место в моих рассказах как-то пропустила мимо ушей.

Спорить и что-то доказывать я не стал. Зачем?! Девочке поставил пять баллов за блистательный ответ (похвалил: ну, вот можешь же, когда захочешь!), и мы разошлись по-доброму. Бог терпел и нам велел – так я рассудил тогда.

Но, конечно, интеллектуалка Наташа, оказавшаяся такою дрянью, оставила глубокий след в моей душе и лишний раз доказала: вся эта школьная гениальность и вся эта интеллектуальность – они ничего не стоят. Зачем она так тщательно накрутила против меня эту девочку? Ведь та была совсем не злая и не подлая – просто училась слабенько, и ей это всё было неинтересно. И всё это моё воспоминание – то ли комическое, то ли грустное – оно у меня сводится исключительно к этой Наталии: зачем она так странно поступила? Я ведь ей ничего плохого не делал и относился к ней всегда очень хорошо!

Н-да. Юные авторы прекрасных сочинений, блистательно отвечающие у доски и разумно рассуждающие в непринуждённой беседе на всякие возвышенные темы, могут быть обычными подлецами.

И я тогда лишний раз понял ещё и другое: учителю надо беречь свои нервы и не тратить их по пустякам!

Дорогие учителя! Я за то, чтобы вы работали хорошо, а не плохо. Но и слишком хорошо – это тоже не хорошо. Не надо вкладывать в работу прямо-таки аж всю душу. Потому что туда могут и наплевать вот такие Наташи. Если сами виноваты – покайтесь и исправьтесь, а если возникает конфликт, постарайтесь решить его миром.

 

 

Глава шестидесятая. Занимательное литературоведение, или Немного мистики напоследок

Однажды со мною случилась такая история. Я читал вовсе не «Одиссею» Гомера, а роман английского писателя Ричарда Олдингтона «Все люди – враги» (Минск 1990, перевод О.А. Ефимовской). А главный герой романа Энтони Кларендон так же, как и я, очень любил Гомера, но, в отличие от меня, читал его в оригинале – на древнегреческом языке, коему он был обучен с детства по причине блистательного образования, каковое ему дали богатые родители.

И, по ходу действия этого романа, этому самому Энтони Кларендону стало плохо на душе, и он решил погадать на Гомере. Вот как об этом пишется в романе:

 

Энтони не сразу вернулся в гостиную; когда он снимал пальто, ему вдруг пришла фантазия погадать по Гомеру о своей будущей судьбе. Может быть, для девяноста девяти сотых его существа это была просто шутка, но для последней, самой затаённой частицы его «я» это было совещанием с богами. Он вошёл в комнату, служившую ему библиотекой и убежищем от домашних бурь, зажёг свет и взял с полки старую школьную «Одиссею» в коричневом картонном переплёте, на котором ещё не установившимся мальчишеским почерком была нацарапана его фамилия. Открыв наугад страницу, он ткнул пальцем в первую попавшуюся строчку. Греческий стих был так прост, что ему даже не понадобилось словаря, чтобы прочесть: «Ты же, хранимый богами, да скоро увидишь супругу, в дом возвратяся по долгопечальной разлуке с семьёю».

 

Прочитав этот текст, я тотчас же встал с дивана, на котором сидел, и подошёл к книжному шкафу.

И взял с полки книгу Гомера под названием «Одиссея».

Раскрыл наугад и ткнул пальцем куда-то. И, задерживая палец, чтобы он не соскользнул, стал читать.

Это было в точности то же самое, что я только что прочёл в романе Олдингтона! Слово в слово.

Потому что моя «Одиссея» – это перевод Жуковского, а в русском тексте романа Олдингтона был использован именно этот перевод гомеровского отрывка.

Сначала я не поверил своим глазам, но потом понял, что это правда. Что я при этом испытал – этого не передашь никакими словами.

Тогда же я сделал пометки на полях в обеих книгах: 26 июня 1991, 15.54.

Герой романа Олдингтона не понял, что означали те слова, на которые он попал в Гомере. Он выдвинул какие-то предположения о смысле этих слов, но это событие так и осталось для него без последствий.

Долгие годы ничего не понимал и я. Меня просто поражала сама невероятность этой ситуации, гомеровский же текст я никак не увязывал с самим собою, потому что для такой увязки не было никаких оснований. И только спустя много лет я понял, наконец, грандиозное значение для себя этих слов. Об этом долго рассказывать, да и не об этом ведь идёт речь…

 

В июне 2016-го года, когда я уже дописывал последние строки вот в этой самой книге, я снова решил погадать на Гомере. Достал с книжной полки всё тот же самый томик Гомера, раскрыл его наугад и ткнул куда-то палец. И прочёл:

 

Все убеждали меня замолчать и его не тревожить.

«Дерзкий, — они говорили, — зачем ты чудовище дразнишь?»

 

Это песнь девятая в «Одиссее». Сцена про то, как Одиссей, уже отплывший от берега и спасшийся от гнева циклопа Полифема, стал дразнить его снова.

И у меня так же, как у того Энтони Кларендона возникла мысль: на девяносто девять процентов я считаю, что это простое совпадение и шутка случая, но на один процент это кажется очень серьёзным.

И этот один процент моего существа подумал так:

– Это мне напоминание от обитателей Олимпа о том, чтобы я не занимался слишком уж рьяным обличительством в этой своей книге. Есть Чудовище, сознательно разрушающее наше народное образование по заданию Соединённых Штатов Америки, и это Чудовище не какой-то конкретный человек, а это вся наша система борьбы против Русского народа. И есть я – бывший учитель, а ныне пенсионер, получающий пенсию чуть больше 12 тысяч рублей и влачащий нищенское существование. На кого я попёр?

 

И потом я стал размышлять уже всеми ста процентами своего существа:

Все гигантские личности в нашей стране всячески предрекают нам гибель:

– Один говорит, что мы тут все в России – какие-то дауншифтеры. Я не знаю, что это такое, но, по-моему, это какая-то гадость.

– Он же объясняет, что населению нельзя давать лишние знания, а то люди поумнеют, и нам станет трудно управлять ими. А управлять нам очень даже нравится!

– Другой говорит: повышения пенсий не будет, но вы там держитесь!

– Третий говорит: зарплата в 15 миллионов рублей – для меня слишком мала, и я хочу получать зарплату по мировому уровню.

– А четвёртый гигант заявляет ласково и нежно: вот вы любите вашего президента, ну так и приготовьтесь к жёсткой посадке! Мы вам за эту любовь устроим и безработицу, и все остальные прелести жизни.

И вот против этого коллективного чудовища я и попёр в этой своей книге, а строки из «Одиссеи» Гомера мне об этом напоминают.

Но я ведь Гомера хорошо помню! Полифем, хоть и жаловался на Одиссея своему отцу Посейдону, но Посейдон так и не сумел сокрушить Одиссея, потому что на стороне того была богиня Афина, а у неё была поддержка от самого Зевса.

Вот так же точно и Россию защищают Высшие Силы. Они на её стороне. С вражеским окружением во внешнем мире мы справимся, а внутренние враги будут разбиты.

 

 

 

ПОСЛЕСЛОВИЕ

 

– Что ж, тебе разве хочется хлеба?

– Как не хотеть!..

– Так тебе, может, и мяса хочется?

– Да всё, что милость ваша даст, за всё скажу спасибо.

– Гм! Разве мясо лучше хлеба?

– Где уж голодному разбирать. Всё, что пожалуете, всё хорошо.

– Ну, ступай же с богом! Чего ж ты стоишь? Ведь я тебя не бью…

 

Из моих воспоминаний о повести Н.В. Гоголя «Как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем»

 

 

Много лет тому назад я готовил к поступлению в университет одну хорошую и добродушную девочку. Мы с нею повторяли и русский язык, и литературу – и всё в спешке, потому что вскоре уже ожидались вступительные экзамены, и надо было всё-превсё вспомнить. И вот я говорю ей однажды:

– Ну а сейчас мы переходим к великому русскому писателю: Николаю Васильевичу Г-…, – и тут я запнулся. – Спрашиваю: – Подскажи, как там дальше: Николай Васильевич Г-?.

Девочка думала-думала, но так и не вспомнила. Я приписал эту её забывчивость переживаниям по поводу близких экзаменов и снова торжественно объявил:

– А сейчас мы переходим к великому русскому писателю: Николаю Васильевичу Го-…, – и тут я снова запнулся. – Николай Васильевич Го-! Как там дальше?

– Николай Васильевич Го-? – повторила она задумчиво. – Это его фамилия начинается на Го-?

– Ну да! – сказал я. ‑ Начинается на Го-, а дальше – как?

Она думала-думала, но так и не вспомнила.

Тогда я взял себя в руки, чтобы не злиться и снова объявил торжественным голосом:

– А сейчас мы переходим к великому русскому писателю: Николаю Васильевичу Гог-!!!…

И я снова запнулся. И попросил её продолжить.

И она снова не вспомнила.

И тогда я объявил снова, но уже как-то без воодушевления:

– Сейчас мы переходим к великому русскому писателю: Николаю Васильевичу Гого-… Как там дальше?

– Гого-? – переспросила она. – Я даже не представляю, кто это.

– Так ведь это же Гоголь! – сказал я унылым голосом. – Великий русский писатель Николай Васильевич Гоголь. А ты собираешься поступать на филологический факультет Ростовского университета!

– А! Гоголь! – вспомнила девочка. – Ну, так бы сразу и сказали!

– А чего не вспомнила?

– Да их там много всяких было. И все великие. Разве всех упомнишь!

Это была будущая учительница русского языка и литературы. В тот год она так и не поступила, но всё-таки успешно сдала экзамены на следующий год.

 

Не представляю, как можно забыть Гоголя! Он расписал столько образов, что куда ни глянь, а они всюду: то Тарас Бульба, то Хлестаков, то Манилов, то Иван Иванович с Иваном Никифоровичем… Великий был человек! Расписал все русские образы на все времена. Ведь и эта девчонка – словно бы оттуда же. Да, должно быть, и я из той же компании. Да и все мы!

Моё слишком хорошее знание русской литературы играет моим воображением как хочет: то стихи Лермонтова вспомню; то вспомню про Фрола Скобеева – как его, упавшего на колени, Нардин-Нащокин поднимал клюкою за шиворот; то «Цусиму» Новикова-Прибоя вспомню, а то и булгаковские фантазии посещают насчёт дружеских бесед самого Булгакова со Сталиным… И ещё вспоминаются черновики Пушкина к «Евгению Онегину» и такая фраза оттуда: «Наш царь дремал». Но я отгоняю эти мысли, отгоняю и завершаю свою книгу.

 

О педагогике и о проблемах современной школы я сказал всё, что хотел в своих записках на деревню дедушке. О языке и литературе – тоже высказался в главах, посвящённых этим двум наукам.

Наверняка, потом буду жалеть о том, что и то забыл высказать, и другое, но к этой теме я, пожалуй, больше возвращаться не стану. Бог с нею, с педагогикою – я ведь поначалу и не хотел про неё ничего писать вовсе, но просто вот накипело на душе много всякого, а тут ещё и сына нужно будет отправлять в школу, и у меня как-то вырвался этот крик души.

Мечтаю написать научно-популярную книгу о русском языке и русской литературе – чтобы это было занимательно и поучительно, и чтобы наша молодёжь читала это. Да и не только молодёжь – а и все остальные тоже! У меня много накопилось разного материала, он у меня разбросан в моих записях, да и просто в голове держу много такого, чего никогда не высказывал. И вот уж после этого занимательно-назидательного сочинения я хотел бы перестать совсем писать книги для столь лёгкого чтения. Меня ждёт мой многотомный «Этимологический словарь русского языка», да и «Этимологический словарь латинского языка» тоже дожидается. И только я один и смогу доработать эти два словаря, ибо у меня нет никаких помощников.

 

Но, завершая свою книгу, я всё же возвращаюсь к теме педагогики.

Одно время я носился с идеей создания какой-то необыкновенной частной школы. Я предавался мечтаниям о том, какие бы я там завёл порядки, как бы организовал преподавание, ну и всякое такое несбыточное… И даже не в том дело, что нужны спонсоры и что для создания такой школы пришлось бы пройти какие-то жесточайшие испытания в виде контролирующих органов. Я ведь помню, как это всё было в «Жар-птице»: каждый день приходили с проверками какие-то гнусные типы и открытым текстом заявляли: мы, мол, вашу школу закроем! Закрыть прямо так сходу – не смогли, а провалить всё дело и свести к полному идиотизму – очень даже смогли.

И потом другое: если школа частная, то она, стало быть, платная. И зачем же мечтать о создании ещё одной платной школы? Я ведь теперь вижу результаты своей деятельности в платных школах: все мои бывшие выпускники из таких школ подались в коммерсанты, в генеральные директоры, а кто и смылся в Австралию или в Америку. Толстячок, у которого незаурядные умственные способности счастливым образом совпали с материальным достатком родителей, огорчил меня тем, что стал бесцветною личностью: подался в либералы – не одобряет возвращения в состав России Крыма, и у него душа не болит за Донбасс… Да и вообще-то – ни у кого душа не болит из всех моих элитарных выпускников. Все просто усиленно потребляют материальные блага и берут от жизни, берут-берут-берут. А я, получается, как раз для этого их и готовил… Взял грех на душу!

Вспоминаю и простые школы.

Из школы Галины Васильевны девочка Ириша стала то ли кандидатом наук, то ли доктором – ну, я от неё другого и не ждал. Умнейшая была девочка, пожалуй, такая же, как Толстячок.

Оксаночка – та, которая со мною не стала здороваться по причине своего высокого положения – вот эта далеко пойдёт, но ничего хорошего от этого её похода по жизни я не жду для Отечества.

Другая моя девочка из этой же школы подалась в Италию и там благополучно меняет итальянских мужей. Мальчиков рожает для Италии. Одного зовут Джузеппе, другого – Джованни, а как зовут третьего и четвёртого – не помню.

Один очень хороший и умный мальчик из тамошнего моего класса – умер. Сердце.

А другой – из этого же класса, но очень плохой – умер тоже. Белая горячка.

Третий из этого же класса, которого я гонял за плохое поведение, стал водителем автобуса. Когда я вхожу к нему в машину, он усаживает меня рядом с собою и не берёт с меня денег за проезд. О директрисе Галине Васильевне вспоминает почему-то плохо и своих детей к ней в школу не повёл.

Впрочем, я ведь работал и в других местах. И что там?..

Что-то мне подсказывает, что самые лучшие сыновья и дочери Отечества получились всё же из простых школ. Может быть, даже среди них есть и выдающиеся личности – просто я не знаю.

Как бы там ни было, а преподавание в школе – это для меня перевёрнутая страница жизни.

И что теперь?

Готовлю своего шестилетнего сына к школе. Войду в состав родительского комитета и буду чуть что не так – ругаться. Нынешние школы нуждаются в присмотре со стороны родителей, ибо от женских коллективов ничего хорошего ждать не приходится, и от вышестоящих инстанций, где вот такие Оксаночки в эротических колготках сидят в больших кабинетах – тоже.

 

Мне непонятна позиция нашей власти.

Самые важные люди у нас – учителя́, врачи и военные. Статус военных у нас повысили, а учителя́ и врачи просто втоптаны в грязь. С какою целью вот это последнее было проделано? Да ещё и столь тщательно! Кто отдал приказ об этом? Ведь это же не просто так – чей-то недосмотр, чьё-то разгильдяйство! Была поставлена чёткая задача по разгрому школьного образования и медицинского обслуживания, и эта задача выполнялась!

При этом Премьер-министр говорит, что нам, для полного счастья, нужно поднять на небывалую высоту статус бизнесмена.

А учителя́ и врачи – с ними как быть? Он что – забыл про них? Я предлагаю отменить преступный приказ и вспомнить об учителях и врачах! Бизнесмены же и сами прекрасно поднимут свой престиж: наймут какого-нибудь подыхающего с голоду литератора, вроде меня, и скажут ему: а ну-ка напиши мне книгу про то, какой я великий! Я ведь уже писал брехливые биографии за кусок хлеба, и другие напишут. Не нужно за них беспокоиться – они не пропадут!

 

Помню, смотрел много лет тому назад какой-то фильм про Максима Горького. Горький, по ходу действия, является к Сталину и начинает тому жаловаться на тяжёлую жизнь современных учителей: они просто бедствуют!

Сталин удивлён. Он не знал. Спрашивает: и что, по вашему мнению, следует сделать?

Горький говорит: повысить зарплату учителям хотя бы в полтора раза.

Сталин подходит к телефону и куда-то звонит. Приказывает: повысить зарплату учителям в три раза! На другом конце провода ему кто-то возражает, но он твёрдо приказывает: повысить и никаких разговоров! И бросает трубку.

Горький только что не падает в обморок от изумления…

Вот и я впадаю в транс… В духе Булгакова, который мечтал встретиться со Сталиным и, подружившись с ним, проводить время в дружеских беседах где-нибудь у камина – вот так же и я начинаю фантазировать.

Вот я являюсь на приём к Президенту и говорю: наши учителя бедствуют, и дела в школе очень плохи.

Президент, выплывая из дымки, спрашивает меня:

– И что же нужно сделать, по вашему мнению, Владимир Юрьевич?

А я отвечаю:

– Повысьте мне пенсию, господин Президент. Я хочу сидеть дома и работать со своими этимологическими словарями – русского языка и латинского и не думать о куске хлеба, работая учителем. Ведь я живу просто в нищете!..

А Президент прерывает меня нетерпеливо:

– Это вы для себя хотите что-то получить. А что бы вы хотели, чтобы было сделано для российской школы, для учителей?

А я ему и говорю – этак устало:

– Да вы же умный и знаете всё без меня!

А президент:

– Я-то, может быть, и знаю, но вы всё-таки скажите!

И я говорю:

– ЕГЭ нужно немедленно отменить, господин Президент, и провести расследование по поводу зачинщиков этой диверсии.

Президент оглядывается назад – в туман у него за спиною ‑ и говорит в ту сторону:

– А вы там записывайте, записывайте!

Туман на секунду развеивается, и я вижу за спиною Президента каких-то людей – записывающих и кивающих. И я говорю дальше:

– Ювенальную инквизицию – запретить, а виновных – пересажать.

– По десятке будем давать или по четвертаку? – спрашивает Президент.

Я вздыхаю и мечтательным голосом говорю:

– Всё-таки, для их же счастья, пострелять их было бы желательнее.

– Почему? – удивляется Президент.

– Так ведь если их вовремя не пострелять, то народ будет их просто зубами рвать на части и вешать на фонарных столбах вместе с гомиками и педофилами. Для их же блага – к стенке и из пулемёта!

И я затем продолжаю:

– Прокуратура должна заняться Высшею школою экономики и пролить свет на таинственную программу «Одарённые дети»!..

– Допустим, что так, – задумчиво говорит Президент.

– Надо бы привлечь в российские школы большое количество мужчин – дать им воинские звания и особые полномочия. Командовать школьным образованием должны мужчины, а не женщины. Давайте возьмём всё лучшее от дореволюционных гимназий!

– Вы там записывайте! – повторяет Президент, оглядываясь назад в туман.

– И ещё! Нужно уничтожить истерическую отчётность. Слова МОНИТОРИНГ и РЕЙТИНГ запретить особым президентским указом и за их употребление – расстреливать на месте! И вообще: нужно жестоко наказывать за бюрократизм!

Президент говорит мне с горечью:

– Помнится, во время нашей прошлой беседы вы утверждали, что терпеть не можете Сталина…

– Это так и есть!

– А сами только и говорите: расстрелять, перестрелять.

– Да это у меня такой мрачный юмор!

– Ну, у вас и шуточки, Владимир Юрьевич!

– Мечты, мечты!.. Уже и пошутить нельзя, что ли? Дожили!

– Вы всё сказали?

– Нет. Нужно сделать обязательным только восьмилетнее образование. Воссоздать разрушенную систему ремесленных училищ и техникумов. Надо срочно спасать сельские школы, которые находятся на грани исчезновения!..

Президент кивает, кивает… А я продолжаю:

– Мой маленький сын на следующий год идёт в первый класс, и его там ожидает программа преподавания под названием «Перспективная начальная школа». Её составили вредители и разрушители. А хорошая учебная программа для малышей «Школа России», по какой-то непонятной причине, осмеяна, оплёвана и почти полностью выдавлена из наших школ! Ведь это самый настоящий информационный терроризм!

Президент кивает, кивает…

– Ещё нужно немедленно запретить преступную болонскую систему, а виновных в этой диверсии поувольнять с волчьими билетами – это как минимум!..

Но президент уже начинает растворяться в воздухе, и я кричу ему вдогонку:

– Не забудьте ещё повысить зарплату учителям!!!

 

И тут я окончательно прихожу в себя, отгоняю прочь фантазии и с ужасом думаю: «Вот-вот начнётся война или длительное противостояние с Окружающим нас враждебным миром. До высоких инстанций не достучишься, но я – что смог, то и сделал: вот эту книгу написал, а кто уж там её прочтёт и будет ли от этого какая-то польза для Отечества – так на то Воля Божья».

 

Впрочем, я завершаю свои мятежные записки. Сделал всё, что мог.

Автор – Полуботко Владимир Юрьевич.

 

 

Пожалуйста, поддержите автора материально! Переведите любую возможную для вас сумму на карту Сбербанка 63900252 9065551831. Писать сюда: vu.polubotko@bk.ru