Первый – это мой отец Юрий Константинович Полуботко (1923 – 1970).

Единственно важным событием в жизни моего отца было участие во Второй  Мировой войне. Он побывал на самых страшных её участках, но как заговоренный оставался в живых там, где порою погибали все: переплывал в ледяной воде Днепр во время нашей трагической попытки сходу взять Киев; остался единственным из живых, когда батальон попал на минное поле.

А потом он в штабе дивизии стрелял из пистолета в своего командира полка за то, что тот отдал перед этим преступный приказ; был за это разжалован в рядовые, лишён всех наград и отправлен на передовую в составе штрафного подразделения; затем он, совершая очередной подвиг, был ранен, затем его снова восстановили в офицерском звании, но с понижением…

И опять – новые испытания: штурм Дуклинского перевала, Варшава, затем – взятие Берлина…

У меня такое впечатление, что он родился для войны, всё своё детство и всю свою юность настраивался только на неё, затем участвовал в ней, а после этого жил воспоминаниями и впечатлениями о ней одной. Мой приход в этот мир он едва заметил – до такой степени он был весь в тех событиях. Но некоторые наставления он мне всё же дал, и, если бы не они, то я бы и не написал этой книги. Все свои самые первые знания о Белой расе, о славянах и индоевропейцах я получил именно от него.

На снимках:

1945, конец мая, Берлин, младший лейтенант Ю.К. Полуботко;

1952, остров Уруп (Курильские острова), старший лейтенант Ю.К. Полуботко и я, автор этой книги, в возрасте двух лет.

Второй человек, которому я посвящаю эту книгу, – это великий русский лингвист Николай Дмитриевич Андреев (1920 – 1997).

В марте 1987-го года я случайно зашёл в книжный магазин на Новом Арбате в Москве. И там обратил внимание на книгу с интересным заглавием – что-то про индоевропейский язык. И купил эту книгу. Когда я приступил к чтению, оно сразу же захватило меня, но я натолкнулся на колоссальные препятствия: книга требовала огромного умственного напряжения и столь же огромных знаний. Я не сразу оценил её по достоинству, ибо для такого чтения нужно было и самому созреть – нравственно и интеллектуально. А потому я лишь время от времени выборочно читал то один фрагмент, то другой – в зависимости от настроения или наличия свободного времени… Было очень интересно и после каждого такого прочтения у меня возникали какие-то мысли, но тогда ещё не ясные и не чёткие, а сбивчивые и туманные. Что же касается личности автора, то я о ней и вовсе не думал.

И только много лет спустя передо мною предстала вся картина научной жизни Андреева: это был выдающийся русский лингвист, математик и мыслитель… Его научные подвиги я перечислить не в силах, но один из них имеет прямое отношение к этой моей книге. Это его фундаментальный труд «Раннеиндоевропейский праязык», на который я буду в дальнейшем постоянно ссылаться. И это и есть та самая книга, которую я купил на Новом Арбате.

У Андреева на написание его книги ушло тридцать лет жизни; у меня на прочтение её ушло тринадцать лет!

Тринадцать лет я созревал и созревал, и только под конец этого срока я пришёл к собственным идеям, которые и воплотил уже в этом своём труде. Эту книгу я понимаю так: я сделал то, на что Андрееву не хватило жизни. Если бы он прожил на свете ещё лет десять, то он бы к этим идеям несомненно бы и сам пришёл.

Андреев так же, как и мой отец, был на фронте и воевал в качестве офицера, и, хотя судьба его сложилась намного счастливее, чем у моего отца, но война и для него не закончилась 1945-м годом. Она для него продолжалась всю его жизнь, ибо его научная деятельность натыкалась на такое сильное противодействие, что это иначе, как военными действиями, назвать нельзя. Силы, мешавшие отечественной индоевропеистике, не имеют, как кажется, ничего общего с немецким фашизмом, но то, что это была и есть одна из форм фашизма – это для меня совершенно несомненно! Андреев был не только гением лингвистики, но и настоящим героем, потому что пробить свои идеи сквозь те препятствия, которые ему искусственно чинились советскими научными фашистами, это был самый настоящий подвиг.

Информационная война, развязанная против индоевропеистики, пока не закончилась. Хотя успехи наступающих и налицо, но они временны, и эта моя книга – вклад в неизбежное поражение фашизма!

И – третий человек! Я уже написал эту книгу и занимался доработкою отдельных её моментов, когда однажды случайно зашёл в книжный магазин в Ростове и наткнулся на сборник статей какого-то немца по имени Ганс Фридрих Карл Гюнтер (1891 – 1968).  Это была антропология на стыке с лингвистикою. А я всегда воспринимал эти две науки как две стороны одной медали! Прямо в магазине зачитался так, что не мог оторваться… Книгу Гюнтера я перечитывал столько раз, что она мне запомнилась почти наизусть. Это было то самое, что я слышал от своего отца, это было то самое, к чему меня привели научные изыскания Андреева. И это было то самое, о чём я всю свою жизнь и сам думал, думал и думал!

В Гюнтере меня поражает ещё и то, что он предупреждал Гитлера о невозможности нападения на русский народ, который, имея нордическое происхождение, будет сражаться до последней капли крови.

В моём отце меня поражает то, что он, хотя и воевал с немцами, но потом, рассказывая мне о войне, всегда отзывался о них с уважением. Он знал немецкий язык и учил меня ему с детства.

В Андрееве меня поражает то, что во время войны он просился в разведку и мечтал быть заброшенным в Германию, но его не взяли из-за того, что у него был поволжско-немецкий акцент. И хорошо, что не взяли! Это ведь так только говорится, что свято место пусто не бывает. Бывает и ещё как! Если бы Андреев погиб в ту войну, то на его месте так бы никто и не появился. Не было ему равных.

Все трое вызывают моё восхищение: вечно молодые, красивые, умные парни, а старость и смерть – это для них всего лишь условность…

Каждый из троих не знал о существовании двух других, и только я усилием своей мысли свёл их воедино. Пусть они будут всегда вместе!

А вот ещё – то общее, что я у них заметил:

Гюнтер и Андреев родились, хотя и в разные годы, но оба – 16-го февраля и прожили на свете – каждый по 77 лет. Мой отец родился 5-го февраля и прожил намного меньше – ему не давала покоя немецкая пуля, застрявшая у него неподалёку от сердца со стороны спины. Но он мне всегда говорил, что мечтает дожить до 2000-го года, то есть – до 77 лет.

Всем троим – одновременно и в равной степени – я посвящаю эту свою книгу!